Город из пара

В отличие от его всеми восхваляемого современника Лопе де Веги, который пожинал плоды успеха с самого начала карьеры, Сервантес поздно достиг творческой зрелости и добился скудного воздаяния и признания. Последние годы жизни Мигеля де Сервантеса Сааведры оказались самыми плодотворными в его непростой творческой биографии. После публикации в 1605 году первой части «Дон Кихота Ламанчского», наверное, самого знаменитого произведения в мировой литературе, которое явилось предтечей современного романа, период относительного спокойствия и признания позволил ему опубликовать в 1613 году «Назидательные новеллы», а в следующем году – «Путешествие на Парнас».

В 1615 году выходит в свет вторая часть «Дон Кихота». На следующий год Мигель де Сервантес умрет в Мадриде, и его похоронят, как думали много лет, в монастыре Босоногих Тринитариев.

Нет уверенности в том, что Сервантес когда-либо написал третью часть своего гениального творения.

До сих пор точно неизвестно, где именно покоятся его останки.

Рождественская легенда

В былые времена, по вечерам, улицы Барселоны окрашивались светом газовых фонарей, а на заре город просыпался окруженный лесом труб, багрянцем отравлявших небо. Барселона была тогда похожа на утес, покрытый базиликами и дворцами, сплетенными в лабиринт переулков и туннелей, тонущих в вечном тумане, над которым возвышалась огромная башня, четырехугольная, мощная, как собор, с готическим шпилем, гаргульями и розетками, и на последнем ее этаже жил самый богатый в городе человек, адвокат Эвели Эскрутс.

Каждую ночь его силуэт выделялся на фоне золотых пластин мансарды. Он, этот мрачный страж, вглядывался в город, распростертый у его ног. Эскрутс уже в молодости сколотил себе состояние, защищая интересы убийц в белых перчатках, финансистов из Южной Америки и промышленников, представлявших новую цивилизацию пара и ткацких станков. Говорили, будто сто самых могущественных семей Барселоны ежегодно выплачивали ему непомерные суммы, желая пользоваться его советами, и всякого рода политики и генералы, рвущиеся в императоры, выстраивались в очередь, чтобы быть принятыми в его кабинете на самой вершине башни. Утверждали, будто Эскрутс никогда не спит и проводит бессонные ночи, глядя на Барселону из своего окна, и якобы он ни разу не спустился с башни с тех пор, как тридцать три года назад скончалась его жена. Считали, что утрата пронзила ему душу, словно кинжалом, и им двигало только желание видеть, как весь мир захлебнется в собственной алчности и низменных пороках.

У Эскрутса не было друзей, он не доверял никому. На самый верх башни, где Эскрутс жил, имела доступ одна лишь Кандела, слепая служанка. Злые языки нашептывали, будто она – нечто вроде колдуньи и бродит по улицам Раваля, приманивая сластями бедных детишек, которые потом исчезают бесследно. Знали еще, что, кроме этой прислуги и ее тайных умений, адвокат был до страсти привержен к шахматам. Каждое Рождество, в Сочельник он приглашал кого-то из барселонцев в свою мансарду на башне. Угощал его изысканнейшим ужином, поил прекрасными винами. В полночь, когда звонили колокола собора, Эскрутс наливал в две рюмки абсент и предлагал гостю партию в шахматы. Если тот выиграет, адвокат обещал отдать ему свое состояние, все владения. Но в случае проигрыша гость должен будет подписать контракт, и адвокат получит в полное распоряжение его бессмертную душу. И так каждый Сочельник.

В черной карете адвоката Кандела разъезжала по улицам Барселоны в поисках игроков. Нищие или банкиры, убийцы или поэты – не имело значения. Партия продолжалась до зари Рождества. Когда кровавое солнце выступало над заснеженными крышами готического квартала, противник неизменно убеждался, что партия проиграна. Он выходил, в чем был, на холодные улицы, а тем временем адвокат брал хрустальный флакон изумрудного цвета, записывал на этикетке имя проигравшего и ставил в витрину, где уже находились десятки таких же флаконов.