Я резко развернулся, клинок, словно капля света у меня в пальцах. Удар раскроил ему живот на уровне пищевода. Первым выстрелом меня ранило в левую руку. Вторая пуля попала в капитель одного из столбиков кровати, брызнул каскад дымившихся щепок. К тому времени клинок, которым так восхищался Санабрия, распорол горло связному; тот лежал на полу и захлебывался кровью, отчаянно пытаясь обеими затянутыми в перчатки руками приставить голову обратно к туловищу.
– У меня нет друзей.
Той же ночью я сел в поезд до Мадрида. Рука все еще кровоточила, боль была огненной щепкой, застрявшей в памяти. В остальном же любой принял бы меня за очередного серого человека среди легиона серых людей, подвешенных на невидимых нитях в декорациях украденного времени. Закрывшись в купе, не выпуская револьвера из рук и устремив взгляд в окно, я созерцал нескончаемую темную ночь, которая разверзалась бездной над пропитанной кровью землей всей страны. Ярость Санабрии будет моей яростью, кожа Канделы – моим светом. Рана, пронзившая мою руку, никогда не перестанет кровоточить. Увидев при первых проблесках зари необозримую равнину мадридских предместий, я улыбнулся про себя. Через несколько минут мои шаги затеряются в лабиринте города и канут без следа. Как всегда, мой наставник, даже отсутствующий, указал мне путь. Я знал, что, наверное, обо мне не напишут в газетах, и в книгах по истории мое имя будет погребено под лозунгами и химерами. Неважно. С каждым днем нас, людей в сером, станет все больше. Очень скоро мы сядем рядом с вами в кафе или в автобусе, с газетой или с журналом в руках. Долгая ночь истории только начинается.
Женщина из пара