Более новое торговое здание, крупнее соседних, расположилось на углу улицы. Это сочетание реечных деревянных панелей, сетчатых бетонных призм, ленточных окон и текстурированных выступающих кубов. Пройдя несколько кварталов, мы наталкиваемся на составной торговый комплекс: первый его этаж, поверх которого посажена трава, образует цепь маленьких лавочек, над ними высится призма из фактурного кирпича с непроизносимым названием, написанным латинскими буквами,
Фасад каждого ханока с любовью отреставрирован, с фактурными геометрическими орнаментами в цветных полосах, прерываемых сплошными телами и пустотами. Ослепительно белый строительный раствор скрепляет пестрые каменные блоки и глазурованные кирпичи темно-красного и грифельно-серого цвета, а выше – деревянные квадратные рамы окон под выступающими лагами, с двойным рядом терракотовых плиток, завершающим композицию. Изысканное сочетание повторений и вариаций приводит нас в один из многих чайных павильонов Букчхона, представляющий собой обшитые деревом помещения, окружающие внутренний дворик идеальных пропорций. Лампы подсветки и книжные полки тянутся вдоль стен, а большие столы и скамьи с подушками заполняют помещения: сама эта картина подталкивает нас решиться провести здесь день. Мы устраиваемся среди других горожан с чайником чая, предвкушая спокойный день чтения и погружения в культуру.
Социальные миры – места действия
Три города. То же время года. То же время дня. То же занятие даже: прогулка по пешеходным историческим местам. Тот же человек! Однако какими разными были эти дни. Это относится как к нашим внутренним мыслям и впечатлениям, так и к связи с окружающими нас людьми. Даже когда мы занимаемся одним и тем же – совершаем покупки – это в разных местах происходит по-разному. В Старом городе Иерусалима мы постоянно вертели головой и оборачивались, ища незнакомца, чей рюкзак мы нечаянно задели, или отклоняя предложение посмотреть еще чей-нибудь товар. Сохранять молчание или личное пространство было бы невозможно. Все говорят, толкаются, рассматривают, соприкасаются локтями друг с другом. В сеульском Инсадоне, в магазине без других покупателей, мы наслаждались тишиной, сдержанностью его владельца, что подвигло нас начать разговор. А парижский Латинский квартал в сравнении со Старым городом и с Инсадоном пуст. Единственный разговор, который мы слышали, происходил у нас в голове. В Пантеоне мы тоже чувствовали своего рода связь с другими, но абстрактно, – наше чувство общности со всем человечеством, а не с определенными людьми. Оно возникло из ощущения величия этого здания: благоговение – помните? – породило в нас ориентированные на других людей, просоциальные чувства, осознание принадлежности к человечеству.