Город как безумие. Как архитектура влияет на наши эмоции, здоровье, жизнь

Равномерно расположенные колонны на вершине Акрополя отвечают нашей человеческой склонности к поиску паттернов. Простой ритм дорической колоннады – тело, пустота, тело, пустота, тело, пустота – дает нам представление о логике комплекса и способствует поиску его значения в целом. В то же время вариации поверхностей колонн – каннелюры, подчеркивающие вертикальность и скрывающие стыки между каждым каменным блоком и следующим, их динамичное сужение от основания к вершине, иллюстрирующее силу тяготения, действующую на них; трансформация колонн в кариатид на Эрехтейоне – делают этот колонный паттерн достаточно сложным для того, чтобы он сопротивлялся удалению на задний визуальный или концептуальный план. Дизайн и размеры колонн, а также интерколумний (расстояние между колоннами), варьируют от Пропилей до Парфенона и Эрехтейона, одновременно и придавая индивидуальность зданиям, и задавая общую для всех них тему. Глядя на Парфенон из Пропилей, мы видим прямоугольную призму с диагонального ракурса. Он расположен на площадке так, что его вид в перспективе фактически требует, чтобы мы подошли к нему. Почему? Если бы это были не руины, а целое здание, мы бы вскоре заметили дверь, ведущую во внутреннее помещение Парфенона, целлу, в середине короткой стороны призмы. Древний афинянин должен был знать, что только жрецу позволялось входить в целлу. Несмотря на это, само существование этого проема (как предполагают, давно утраченного, так же как и скульптуры с фронтона) должно было бы породить противоречие между нашим первым, диагональным взглядом на храм и его фронтальным видом, который предполагал этот вход. Разрешение этого противоречия требует действия: мы должны переместить наше тело, чтобы рассмотреть его почти анфас.

Величие Парфенона заключается отчасти в безупречной упорядоченности, которую он демонстрирует, а отчасти в совершенстве его симметрии. Людей неудержимо привлекает зеркальная симметрия, по крайней мере в таких объектах, как одиночные здания. Возможно, это как-то связано с нашим целенаправленным подходом к окружающей среде и нашей склонностью к быстрой идентификации смысла: повторяемость симметрии, когда одна сторона объекта является зеркальным отражением другой, приятно предсказуема и помогает ориентироваться. Возможно также, что мы привыкли к симметрии из-за ее вездесущности как в природе, так и в строительной среде. Или, если обратиться к тому, что мы знаем о развитии человеческого сознания, симметрия в объектах привлекает нас потому, что она вторит нашему представлению об устройстве человеческого тела.

Самая важная категория объектов окружающего мира для людей – это другие люди, а общая форма человеческого тела и лицо симметричны относительно вертикальной оси. Симпатия к зеркальной симметрии действительно кажется врожденной: даже самые маленькие дети рассматривают такие объекты дольше, чем асимметричные, и это справедливо для разных культур. «Хорошая симметрия, – пишет нейробиолог Эрик Кэндел, – свидетельствует о хороших генах». И, мог бы добавить он, о крепком здоровье. Даже если мы сознательно этого не понимаем, наше эволюционное наследие научило нас, что почти каждое здоровое одушевленное существо симметрично либо в целом, в своей общей композиции (форма бабочки), либо местами (узор на ее крыльях), либо в обоих отношениях. Симметрия в воспринимаемом объекте, таким образом, предвещает (по словам В. С. Рамачандрана) «биологический объект: добычу, хищника, представителя того же вида или партнера». Хотя объекты в строительной среде, включая здания, неодушевленные, симметрия в них также может привлекать нас, поскольку она намекает на человеческое присутствие. Люди в своих телах, не осознавая этого, вероятно, во все времена ощущали силу земного тяготения. Мы, кроме того, воспринимаем симметричные композиции как «уравновешенные», так же как мы считаем себя «устойчивыми», стоя обеими ногами на земле. В этом случае визуальная симметрия дополняется перцептивной установкой, которая сформировалась на основе нашего воплощенного знания о тяготении и физических принципах.

Люди относятся к зеркальной симметрии в строительной среде и хорошо, и плохо. Когда градостроители и архитекторы располагают симметрично крупномасштабные здания или комплексы – объекты настолько большие, что мы склонны воспринимать их как места действия, а не как объекты, – реакция людей не всегда позитивна. Подумайте об осязаемой статичности Дворца съездов Мансудэ в Пхеньяне (Северная Корея), где повторение и зеркальная симметрия создают впечатление усыпляющего, бесчеловечного однообразия и давящего контроля, и сравните это с планом памятника на Акрополе, где мы следовали от Пропилей к Парфенону или Эрехтейону.