Город. Хроника осады (СИ)

– Все уже кончено, капитан, – звание коменданта Ли произносит с явной и растянутой издевкой. – Государственная Дума, Готия и Империя Цинь подписали документы. Царь навсегда покидает Симерию. Войне конец – мы больше не можем оставаться в пределах страны. А Швецов, – Самерс говорит лениво, будто только вспомнив о висельнике, – какие бы преступления не совершил, ответ будет держать перед Симерией. Его судьбу решит Комитет.

Республиканский командующий кивает конвоирам.

– Освободить.

Алексей молча позволяет отпереть замки кандалов и наручников. Все время стоит с каменным, отрешенным лицом. Ему будто нет дела до происходящего. Не верит чудесному спасению, представляя все предсмертным бредом и видением? Или вовсе не рад?

Пока несостоявшиеся палачи возятся с веревкой, Швецов рассматривает машины. Готские стяги вытесняют желтые полотна. На золотом фоне раскрывает пасть дракон Цинь, грозя всему миру. Вот и благодетели пожаловали.

Из роскошного авто выходит человек. Представителя цинской военной аристократии легко узнать из тысячи. Сафьяновые сапожки, просторные одежды, расшитые драконами и иероглифами. В ножнах, отделанных с невероятной дороговизной, покоится прямой меч. Голова покрыта традиционной для Азии конусной шапкой, оперенной плюмажем.

Высокопоставленного гостя тот час закрывает охрана. Эти, в отличие от посланника, обмундированы вполне в духе времени. Мундиры европейского стиля сзади покрывают длинные, до пояса, косы. Бэйянские отряды не потешная дворцовая гвардия с гротескными мечами дао и доспехами позапрошлого столетия. Элита.

"Явились, не запылились, – Швецов, лишившийся железных браслетов, пробует шевелить конечностями. Даже пальцы, растопыренные сухими ветками, не подчиняются. – Видеть Готию у самой границы Империи не улыбается. Но и помогать не спешили. Пришли на разделку пирога, помощники"

– Сэр Алекс! Сэр Алекс! – спускающегося с трапа встречают. Черную лакированную машину спешно покидает Филипп Линкольн. Тучный посол путается в узкой дверце, потешно переваливая объемное тело. – Прошу поверить мне, – гот очень нервничает, спеша к Швецову, – я не имею причастия к той бойне. Я пытался организовать вывод гражданских, как вы просили, но военные ... все вышло из контроля. Мне очень жаль, сэр.

Даже без цепей бывший офицер царской армии едва передвигается. Сделав несколько шагов, падает в распростертые руки республиканца.

– А. Это вы, господин посол, – он сдается не сразу узнает старого знакомого. – Полагаю, скромная церемония в Ольхово заменяется на пышную и показательную казнь в Екатеринграде. Я право слово смущен, такая честь быть повешенным стоя лицом к царскому дворцу.

Плечи Швецова прикрывают шинелью. К губам подносят флягу. На какие-то мгновения все проблемы вселенной ущемляются до размеров узкого горлышка. Простая вода хоть на удар сердца, но уносит печаль последнего месяца.

– Будет суд, – с жаром говорит Филипп и на ухмылку Алексея, не желая препираться, продолжает, – Суд, а не расправа. Вам дадут слово и право защищаться. Я лично готов оказать всякую поддержку.

Линкольн озирается и наклоняется ниже, понижая голос до шепота.

– Вы очень удивитесь, вернувшись в столицу. Вас уже ждут, сэр Алекс.

– К чему вам это, господин посол? Вы рискуете положением, вступаясь за таких, как я.

– Я рискую справедливостью, не делая этого, – улыбается гот, протягивая руку.

Впервые за долгое время симериец и гот соприкасаются для рукопожатия. Швецов не строит иллюзий – симерийская земля, омытая кровью, никогда не простит. Политиканы и авантюристы могут захватывать власть, снова и снова. Но что бы не вещал рупор лживой отравы, Симерии не забыть. Ни топота сапог готской пехоты, не пепла на месте домов, ни крестов могил, усеявших родные просторы. Но пусть хоть на мгновение, на самую малость мир обретет надежду на нечто светлое.

– Швецов!

Бригадный-генерал, до того беседующий с журналистами, замечает уходящего Швецова. Бывшего полковника Ли догоняет у машины. Алексея как раз из рук в руки передают народной милиции Симерии.

– Швецов! – Саммерсу приходится ускориться. – Погодите, не уходите так.

Собравшийся нырнуть в салон машины, Алексей останавливается.

– Черт бы вас побрал Швецов, – спесивый и самолюбивый генерал рассматривает поверженного противника. Впервые гордость уступает почтению. – Должен признать, это была великолепная партия, лучшая из сыгранных мною. Вы заставили себя уважать.

Какое-то время Алексей пытается понять, о чем он.

– Партия? Игра? Весь мир для вас поле шахматной доски – генерал? Так вы себя успокаиваете? Но я вернусь к нашему старому разговору – это вы гости на моей земле. Вы пришли убивать и Готии за сто лет не отмыть рук от крови наших детей и матерей. Если мне и место на эшафоте, то я должен быть не одинок.

– Я обыкновенный солдат, Швецов. Я выполнял приказы.