Город. Хроника осады

– Вы, ребята, сильно то не высовывайтесь, – привлекает внимание неспешный разговор, – война считай закончилась, нечего зазря под пули подставляться.

Натягивая обувь и завязывая обмотки, Вячеслав присматривается внимательней. Взрослый, можно сказать ближе к стареющему, мужчина. Из ополчения: порты крестьянские, сверху готский китель с оторванными нашивками. Вокруг группа таких же добровольцев помоложе. У недокопанной траншеи грудой свалены лопаты и оружие.

– Это что за бардак? – приближающийся драгун застегивает ремень и чинно распрямляет форму. – Почему работу до сих пор не завершили?

Ополченцы из молодых сразу тушуются, а вот "китель" продолжает сидеть, обводя взглядом сотоварищей.

– Так чего ж зазря спину гнуть, служивый? – шутливым тоном говорит он, разводя руки и демонстрируя гниющие зубы в улыбке. – Войне то конец. А к вечеру, говорят, вообще всех по домам отпустят.

Славу будто громом обдает. Смысл лишь спустя долгие секунды доходит и драгун украдкой находит пальцами ремень винтовки.

– Это кто говорит – по домам? – выговаривает негромко, даже мягко, а глаза посылают испепеляющий взгляд. – Перемирие с готами временное, что бы старики и женщины с детьми покинули город. Никакого мира, пока готы топчут нашу землю не будет. А провокаторов, распускающих слухи о капитуляции или паче того именующихся "людьми губернатора", приказано задерживать и уничтожать без всякого сожаления.

До того ютящаяся в разбомбленном доме Алена приподнимается. Бесцветная масса в припорошенной пеплом форме. Последние дни волшебнице даются тяжелее других и отражаются выжженным клеймом. И без того тонкая девичья фигура истончается, в волосах появляется седина. Встреть такую в сумерках, с банши перепутаешь.

– Да я то что, – мнется "китель", не смея взглянуть на пошатывающуюся колдунью. – У нас перекур, мы на минуту то всего отвлеклись…

Шикнув напоследок, Вячеслав по камням карабкается к Алене. Девушке совсем плохо, она оседает на груду тряпок, едва смягчающих жесткий пол.

– Ты как? – присевший рядом, Слава касается плеча, чувствуя выпирающие кости.

Волшебница не отвечает – так ей долго не протянуть. Никогда, за столько лет службы и войны, не была Алена в столь удручающем состоянии. Даже в самые трудные периоды, окруженные рыскающими вокруг горной крепости бандами, юная колдунья не стояла на грани. Да и требования, пусть и бились с башибузуками насмерть, не были такими. Берегли раньше волшебников.

– Возьми, – Алена разлепляет потрескавшиеся губы. В ладонь Вячеславу ложится связка спутанный бечевок и брелков. – Амулеты – раздай бойцам.

Слава стоит над закрывшей глаза девушкой, не зная что сказать и чем помочь. Кавалерист не много смыслит в магии, но в курхскую их регулярно возили в санатории и часто меняли. Усыхает девка…

Услышав топот ног о камни и мусор, Слава привычно перекидывает винтовку с плеча в руки.

– Свои! – доносится от наблюдателей.

Козликом спрыгивая с груды стройматериалов, замечает возвращающегося Григория. Следом еще двое драгун с битком набитыми вещмешками.

– Есть новые приказы от Розумовского?

– Да какие там приказы, – недовольный Гриша скидывает тяжелую ношу и разминает плечо. – Тоже самое – "соблюдайте режим тишины, огонь не открывать", – унтер-офицер позерствует, копируя басовитый голос ротмистра. – Тут как? Тихо?

Вячеслав мрачнеет пуще прежнего и щекой дергает.

– Плохо. Наши то держатся и за ольховских я не переживаю. А вот иногородние воду мутят. Надоело, Гриша, людям воевать. А посидят в грязи еще пару дней, половина и вовсе разойдется.

– Разберусь, – сухо комментирует унтер, заслужив от товарища укоризненный взгляд. – Ладно, ты тоже не ной. Помоги лучше вещи разобрать.

Мешки полные – улов не богат. Сухари, консервы – вокруг маленькой банки вскоре компания из пятерых соберется. Воды во флягах тоже мало – хоть бы дождь пошел, солнце даже в такие часы припекать начинает. Скоро дышать станет нечем, а людям работать, окапываться и укрепления накидывать. Как без воды? Одна радость – мотки свежей колбасы. Казалось, трофейную съели давно.

– Странный вкус, – с набитым ртом говорит Вячеслав. Пожевав, достает из зубов прожилку. – У готов обычно мягче и пряностей больше.

– Да конина это, – обыденно бросает унтер-офицер, перекладывая россыпь патронов. Григорий поднимает взгляд – ополченцам все равно, а драгуны, как один, поднимаются с мест. Слава и вовсе с куском мяса в руках застывает статуей. – Жрите давайте и что б ни слова не слышал. Мало командирам казаков, видели бы тот цирк. Нечем коней ни кормить, ни поить. Нечем! Сами скоро голодать будем.

И все же – коней на колбасу пускать, едино как друга съесть. Неужели правы люди и обороне конец? Все чаще и чаще защитники задаются вопросом, зачем коротают дни и ночи в грязи, ютиться в развалинах.

– Движение! – пробуждает от угрюмых дум часовой.