Речь продолжается, а над городским шпилем, видным с района, поднимается белый флаг. Невозможно смотреть на бледно повисшую тряпку и уверовать в происходящее. Нет. Драгуны погружены в жуткий, нереальный кошмар. Симерийцы не сдаются – так воспитывают со школьных скамей, так поют древние баллады.
Гремит выстрел. Вячеслав, задыхаясь от злобы, стреляет в сторону звуков, будто желая поразить реального губернатора. Затем еще раз. Лишь на третий, пока судорожными движениями драгун роется в подсумке, подходит Григорий.
– Остынь, – унтер хватает товарища за рукав, хорошенько встряхивая. – Побереги патроны, они еще понадобятся.
Гриша обводит взглядом сгрудившихся бойцов. На лицах читается недоумение, страх и ненависть. Кто-то пришел в Ольхово в поисках спасения и крова, иных привел приказ, некоторые провели всю жизнь.
– Город пал, – не видит смысла лукавствовать унтер офицер, – но это не значит, что мы проиграли. Пока жив хотя бы один симерийский солдат борьба не прекратиться. В Ольхово или в любом другом месте будем бить врага. Пулей, штыком или магией, хоть зубами грызите.
Указывает в сторону позора, белым пятном омрачающего подвиг народа.
– Решайте с кем вы.
Трое выходят из строя без колебаний и Вячеслав с блеснувшими от гнева глазами замечает утреннего говоруна. Под ноги оставшимся падают карабины и винтовки, неспешно отстегивают портупеи, полетевшие следом.
Остальные, включая волшебницу, с места не трогаются.
– Прости командир, – "китель" стреляет глазами к двум последовавшим за ним, – но это уже не война, а безумие. Мы уходим.
Дождавшись сдержанного кивка от унтер-офицера, троица удаляется. Григорий стреляет первым. Следом пальба подключается беспорядочным грохотом. Бойцы не шевелятся, пока дым окончательно не развеивается, являя три истерзанных тела.
– Собирайте все ценное, ничего лишнего, – отдает приказы Григорий. – Оружие, патроны, продовольствие – остальное бросить. Гражданские, если заходят, идут с нами.
Вздыхает, в последний раз глядя на Шахтерский район.
– Уходим. Отступаем на восток.
Людская масса рекой заполоняет улицу. Любе дается с трудом каждый шаг, течение убегающих прочь неуклонно пытается ухватить, оттеснить от храма. Женщина работает локтями, расталкивая тела, не обращая внимания на крики и толчки в ответ. Болит ушибленный кем-то бок, платок, серый от пота и грязи, липнет ко лбу. Жар от пожаров доходит и сюда. Мелькающие лица выпачканы в саже, многие кутаются в тряпки, задыхаясь от кашля и волоча ноги в полубреду.
Грохнувший неподалеку взрыв поднимает гвалт. Кто падает на землю, иные пускаются в бег, наступая на руки, ноги, а то и головы. Из последних сил, надрываясь и сквернословя, вытаскивают застрявшие меж людей баулы. Женщины, захлебываясь в слезах прижимают к груди завернутых в тряпки младенцев.
Вместе с гражданскими уходят и военные. В изодранной форме, едва передвигающиеся смешиваются с толпой. О какой обороне идет речь? Кто защищает баррикады и дома? У иных и оружия то нет. Некоторые садятся по средине улицы, хватаясь за голову и раскачиваясь, что-то завывают под нос.
– Постойте же! – взывает, мечась от одного к другому Людмила. – Солдатики! Ну куда вы бежите?
Замечает бредущего, спотыкающегося драгуна. Небритое лицо исцарапано, кровь смешивается с копотью жуткой маской. Солдат путается в ногах, винтовка, удерживаемая за перевязь, волочится по асфальту. Расстегнуты пустые подсумки.
– В храме раненные, – женщина цепляется за локоть, но в обращенных в ответ глазах не видя ни единой мысли, – нам нужна помощь.
И все же город продолжает сопротивляться. Люба вскидывает голову – колокольня сотрясается стрельбой. Пулеметный расчет посылает очередь за очередью, вспышка озаряет накинутые мешки, усыпанные гильзами. Ствол харкает огнем, не экономя пули и щедро разбрасывая на готские головы.
Свист. Короткая вспышка и расчет захлебывается во взрыве. Во все стороны летят остатки стальных перекрытий и каменных глыб. Зачатки организованности покидают улицу. Прикрывая головы, люди с криками бросаются в рассыпную, топчут друг друга.
– Помогите, – продолжает молить сестра милосердия, цепляясь за одежду драгуна.
Лишь взрыв пробуждает нечто осознанное в солдате. Пустота в глазах сменяется паникой, на Людмилу таращатся два округленных буркала.
– Кончено все! – орет, разбрызгивая слюни. Хватает за лицо, обгрызенные ногти больно впиваются в кожу. – Барьер пал!
Женщина пытается отстранится, но солдат сжимает сильнее, тряся, как куклу. В какой-то миг Людмила вздыхает, но не в силах впустить воздух, хрипя и задыхаясь.
"Там же раненные, – перед лицом ужаса, с заплывающими глазами думает о лазарете, – если магию прорвали, они же погибнут"
Снаряд падает совсем близко и женщину швыряет на землю. Дышать становится легче, с кашлем пелена развеивается. Судорожно, с болью глотая воздух Людмила смотрит на драгуна. Мужчина распластан, немигающие глаза, со все еще застывшим ужасом, смотрят в небо.