Город клинков

Мулагеш отводит луч фонаря от статуи пронзенного мечами мужчины и освещает следующий объект – что-то вроде массивного каменного стола, который весь покрыт резьбой в виде рогов, клыков и костей. Стол тоже стоит в грязи, перекосившись, по бокам он весь замызган солью и илом. Какая странная, нездешняя красота… А вот и сотни крохотных подставок под тоненькие свечи – с этой стороны люди подходили и преклоняли колени… В центре что-то вроде купели – может, кого-то в ней омывали. А может, из этого углубления пили, кто же теперь скажет наверняка…

Мулагеш идет дальше, переводя луч фонаря с одного… э-э-э… ну, скажем, предмета на другой. Статуи почему-то кажутся не статуями, а автоматами или механизмами, только неизвестного назначения и непонятно как устроенными.

Вот колонна, покрытая резьбой, изображающей человеческие зубы. Дверной проем в виде двух склоненных друг к другу мечей. Трон, словно выросший из рифовых кораллов. На всех давно поселились морские анемоны, рачки и мидии. С других свисают подсохшие завитки водорослей. От этого статуи кажутся погруженными в глубокий траур. Но все они в прекрасном состоянии – без сколов, без царапин…

– Это все наследие древнего Вуртьястана, – вслух говорит Мулагеш. – Они ведь подняли их со дна, не правда ли?

А ведь Сигню утверждала, что с глубины они поднимают лишь ил и строительный мусор. А эти статуи – да они кажутся только вчера изваянными! А почему никто о них не знает? Странно это все…

Хотя… хотя она понимает, почему никто не знает о происходящем. Вот черный шар, который против всех законов физики удерживается на тоненькой мраморной колонне. При виде его волосы на руках Мулагеш встают дыбом. На шаре – бесчисленные отпечатки рук, словно кто-то поддерживает его со всех сторон, и из глубины души всплывает мысль: а ведь этот шарик до сих пор держат, до сих пор прикладывают к нему ладони – просто поддерживающие стали невидимками…

Это все за милю попахивает Божественным. А чего больше всего боится цивилизованный мир? Правильно, слухов о возрождении Божественного в Вуртьястане.

А вот следующая статуя вызывает в Мулагеш чистый, беспримесный ужас. Над ней нависает массивная фигура адепта Вуртьи. В руке у него – гигантский меч, на плечах и на спине топорщатся рога и кости, а на лице – та самая маска с едва намеченными человеческими чертами, тут же напоминая Мулагеш о посетивших ее в шахте видениях. На адептах была такая же броня, и выглядела она так, словно проросла в тело. А еще Турин вспоминает и догадывается, что доспех этот питается кровью, и чем больше ее носитель убивает, тем быстрее этот доспех растет. На каменном гиганте броня разрослась так, что под ней с трудом угадывается человеческое тело – возможно, оно также мутировало… Очень хочется надеяться, что статуя несколько преувеличивает реальные размеры – это чудище на четыре добрых фута выше обычного человека.

А что там на постаменте у нас написано? Ага. «Жургут».

Мулагеш вытаскивает свою папку и смотрит на запись, сделанную в комнате Чудри. Ту самую, за авторством самого Ефрема Панъюя.

Клинок и рукоять имели разные значения для вуртьястанцев. Клинок символизировал атаку, нападение, агрессию, в то время как рукоять в виде отрубленной руки сына святого Жургута была символом жертвенности.

– Вот этот монстр – святой у них? – вслух удивляется Мулагеш.

Жуть какая… Чудовище с торчащими отовсюду рогами, костями и зубами – да такое в страшном сне не увидишь… А представить, что такое вот встретится тебе в яви – это… это…

– Кошмар, – шепчет она.

Что там говорила Гожа? Устрашающе огромная фигура, выходец из кошмарного сна…

Мулагеш выключает фонарь и прикрывает глаза, чтоб дать им привыкнуть к темноте.

А потом снова разглядывает статую Жургута – из темноты проступает что-то человекообразное и усаженное иглами.

– Человек из шипов, – тихо говорит она.

Неужели это оно? Неужели человек, которого Гожа рассмотрела на поляне с угольными кучами, был облачен в доспехи адепта Вуртьи? А ведь Турин сама считала, что эти убийства носили ритуальный характер. И доспех адепта мог составлять часть ритуала, каким бы он там ни был…

Но Гожа еще сказала, что человек тот внушал ужас своим ростом и совсем не походил на обычного вуртьястанца. Но таких людей больше нет! Чтобы разрастись до подобных размеров, необходимо вмешательство Божественного.

А еще эти тела на ферме, изуродованные так же, как восемьдесят лет назад сайпурские рабы.

Так. Неужели правда? Неужели вполне реальный адепт Вуртьи совершил все эти жуткие злодеяния? А как такое чудище пережило Миг?

И тут раздается громкое лязганье, эхом отдающееся среди статуй. Цех заливает ярким белым светом – включились электрические лампочки на стенах.

– Какого…

За ее спиной раздается скрежет металла. Мулагеш оборачивается – так и есть, огромная железная дверь начинает приоткрываться.

– Твою мать, – бормочет Турин и прячется за постаментом.

И прислушивается.

Кто-то говорит. Еще она слышит чьи-то шаги. Их несколько, этих людей, ноги их чавкают в грязи.

Сигню произносит: