Город королей

Роза ударила кулаком по столу. Нож, который оставила Люсиль, подпрыгнул и замер. Роза кивнула через пару мгновений. Она не видела другого выхода. Она оставит генералу Вериту осаду, вернется в Чейд, побежденная кровавыми мерзавцами. Может, она сможет получить поддержку от Гильдии в Акантии или от свободного города Ларкоса. Вскоре разлетится весть, что кровавые победили, и это вызовет сочувствие к ним, может, убедит скрытую поддержку подняться. Этого Роза и боялась, потому ей нужно было раздавить кровавых. Она убила все семьи, кроме трех, но их влияние не пропало. Рана Тигля уже гнила, и вся Пустошь пострадает.

Вход палатки снова двигался, появилось лицо Мопса. Он будто постарел на десять лет, был в пятнах засохшей крови, бинт обвивал голову, закрывал левый глаз. Его одежда была в дырах, правая рука была на перевязи.

— Миледи, — Мопс неуклюже поклонился с болью.

— Где мой муж? — спросила Роза, не успев себя успокоить.

— Не знаю, миледи. Нас разделили, когда врата пробили. Думаю, капитан Потерянный был с ними вместе с его стражами. К вам гонец, миледи. Из города. С коробкой.

— Впусти его, — сказала Роза.

Она выпрямила спину и заставила себя выглядеть величаво. Генерал Верит встал у входа в палатку, Мопс вышел за гонцом. Роза в последний миг шагнула в сторону, встав между входом и Генри. Маленькая женщина все еще была в углу, не пришла в себя. Ее не нужно было видеть другим.

Мопс впустил гонца, и генерал Верит остановил юношу, не дав ему зайти далеко. Он держал деревянную коробочку, может, в половину фута на еще половину, резную. Шкатулка была хорошей. У мужчины были короткие темные волосы и узкие усы. Казалось, в нем не было ни капли крови. Нильс Брекович не рисковал, посылая на разговор с ней одного из кровавых.

Генерал без слов забрал у мужчины коробочку, приоткрыл и заглянул. Его лицо из растерянного стало гневным, он закрыл крышку, опустил шкатулку на стол, прижал ладонь к плечу юноши. Жест не был мягким, и юноша был готов наложить в штаны.

— Я… эм. Мне сказали доставить это и послание… — он закрыл глаза, миг казалось, что он расплачется. — Доставить шлюхе.

Роза приподняла бровь. Кровавый не был против потратить жизнь парня. Она взяла шкатулку со стола и открыла.

В коробке была ладонь. Левая ладонь, обрезанная выше запястья. Ладонь с тремя пальцами: мизинцем, указательным и большим. Средний палец был обрезан наполовину. Раны были давно зажившими, ведь прошли годы, может, десять лет. Ладонь была в шрамах, мозолях и грязи, лежала на зеленом шелке. Кровь текла из обрубка, но уже высохла.

— Что там? — спросила Генри. Она не двигалась, но смотрела на Розу. Глаза были красными от слез, с мольбой в них.

Роза закрыла шкатулку и бросила ее на стол.

— Это левая ладонь моего мужа.

Генри молчала, но опустила голову.

— Скажи, юноша, — Роза шагнула к нему. — Какое послание ты принес шлюхе?

Мужчина заметно дрожал, генерал Верит сжимал его плечо все сильнее.

— Ай. Он, кхм… лорд Брекович сказал, что каждый день, пока тут ваша армия, он… кхм, будет присылать другую часть вашего мужа.

25

День 4 — Предательство

Черный Шип

Странное чувство сопровождало пробуждение после ночи с выпивкой. Бетрим давно понял, что после этого везде болело, как от побоев. Он с этим сравнивал ощущение. Не открывая глаз, он знал, что ночь была пьяной, потому он и не помнил ничего. Он хотел не открывать глаз, погрузиться в забвение. Бетрим знал, что с похмельем лучше было проспаться.

Вскоре появилось давление. Желание отлить могло легко поднять мужчину. Бетрим, бывало, мочился в штаны, но он теперь был лордом, важным, на него равнялись, и он не мог мочиться в пьяном ступоре. И во рту была гниль, это нужно было исправить.

Бетрим потянулся почесать ожог на лице. Странно, что он едва ощущал прикосновение к испорченной коже, но она все равно зудела. Но он не почесал, а ткнулся в лицо ноющей ладонью. Боль была сильной. Почти агония, которая слепила, а он уже был наполовину слепым. Он застонал и заставил глаз открыться.

Над ним был темный каменный потолок. Он пытался понять, где был. Последним он помнил, как был в бою, армия была у стен города. Он должен быть в палатке, но палатки не делали из камня.

С опасением Бетрим повернул голову и увидел прочные железные прутья между ним и дальней стеной. Он знал, как выглядела темница, и было понятно, что он был там. Он застонал и попытался сесть.

— Черт, — рот Бетрима двигался медленно, но это нельзя было сравнить с обжигающей болью в левой руке.

— Вижу, ты проснулся.

Бетрим прищурился во тьме. Кто-то сидел за прутьями. Пара человек, насколько он видел, силуэты в тусклом свете. Голос звучал знакомо, и Бетрим старался понять, откуда его знал. Он пытался тряхнуть головой, прогнать паутину, но это вызвало новую боль и волну тошноты, ухудшив его состояние.

— Проснись, Шип.

Бетрим фыркнул и попытался сплюнуть, но во рту было суше, чем в пустыне.

— Потерянный? Это ты? — прохрипел он. Всегда было странно, как человек мог умирать от жажды и хотеть пописать при этом.