Город, которым мы стали

– Они замороженные, но их все равно можно рассосать, – бормочет она. – Я боялась, что мой единокровный братец их съест, когда придет в гости, поэтому спрятала их здесь, на работе, а потом забыла… Ха!

И она с торжествующим видом вытаскивает из пластикового контейнера что-то маленькое и круглое, судя по всему, из шоколада.

– Это еще что за ерунда? – говорит Бруклин.

Венеца закатывает глаза.

– Бригадейро. Что-то вроде бразильских конфет. Они похожи на трюфели. Мой папа португалец, а не бразилец, но мы тоже их едим, потому что хвала колониализму. Они, конечно, не только к Сан-Паулу относятся, но все же… – Венеца спешит к дивану, присаживается на корточки и подносит бригадейро к губам мужчины. Если бы Бронка не смотрела во все глаза, она бы ни за что не поверила в то, что видит: Сан-Паулу начинает бить дрожь, и он становится еще четче от одного лишь прикосновения конфеты. К нему возвращается цвет, хотя и не полностью. Венеца бормочет что-то по-португальски, уговаривая его, и, похоже, одно лишь это уже помогает ему; Сан-Паулу вздрагивает, становится ярче и выглядит уже почти нормально. Он открывает рот. Венеца кладет туда маленькую конфету… и, ко всеобщему облегчению, он через секунду начинает жевать.

– Ах, beleza[32]. Просто прекрасно. Вот только я просто имитировала сан-паульский акцент; надеюсь, он не подумает, что я издеваюсь…

Сан-Паулу открывает глаза.

– Valeu[33], – отвечает он, а затем садится. Куинс хлопает в ладоши от восторга. Затем она подскакивает к Венеце, присаживается рядом на корточки и театральным шепотом спрашивает, можно ли ей взять один бригадейро.

Гонконг неприязненно смотрит на Сан-Паулу.

– Ты не умер. Славно.

Сан-Паулу смотрит на него мутным взглядом.

– Тебе понадобилось три дня, чтобы добраться сюда?

– Мне пришлось лететь на самолете. Самолетам тоже нужно время.

– Но не три же дня… – Затем Сан-Паулу прищуривается. – Совет. Ты уведомил их, и они заартачились. Вот куда ты дел еще один день.

Конг слегка усмехается, а затем достает свой смартфон и начинает что-то на нем пролистывать.

– Я уже тебе говорил, что в этом нет ничего личного, Паулу. Старики на дух не переносят молодые города, просто из принципа. Ну и, возможно, они считают тебя заносчивым.

– Конечно, я заносчивый – я же Сан-Паулу. А еще я прав, и они не хотят этого признавать. – Паулу зачем-то вытягивает руки, рассматривая их, словно ожидает увидеть на месте своих конечностей что-то еще. Он сгибает их, а затем, удовлетворившись, расслабляется. – Поэтому они будут отрицать собранные факты и считать их результатом моей некомпетентности. Ты все время спрашиваешь меня, за что я их так ненавижу: вот за это.

– Я вправил тебе кости, когда нашел. Вылечил их с помощью бразильского кофе, который был у меня в машине. За это скажи спасибо модным кофейням Нью-Йоркского аэропорта. А за предусмотрительность можешь благодарить меня. Кстати, вкус у бразильских сигарет дерьмовый. – Затем Конг находит в своем телефоне то, что ищет. – А вот что сейчас должно беспокоить всех нас. – Он поворачивает свой телефон.

Бронка вместе со всеми остальными подходит посмотреть. Паулу со своего места мельком смотрит на картинку и вздыхает. Остальные ахают, но Бронка видит лишь размытое пятно. Раздраженно сопя, она всех расталкивает, забирает у Конга телефон и подносит его к глазам, чтобы рассмотреть.

Это фотография Нью-Йорка, сделанная с высоты птичьего полета на закате. Она уже видела подобные снимки раньше, вычурные, снятые дронами или с вертолетов при помощи специального оборудования. Композиция типичная, с Манхэттеном в центре, но есть и кое-что необычное – в кадр попадают все остальные боро. Вертолет, похоже, висел где-то над серединой острова, примерно над Центральным парком, носом к югу. На переднем плане раскинулся Нижний Манхэттен с его небоскребами, неуютно жмущимися друг к другу на языке засыпанной свалки, которая образует ту часть острова. По краям изображение слегка выгнуто – скорее всего, намеренно, как бы намекая, что Нью-Йорк занимает бо́льшую часть Земли. Слева, похоже, теснятся Лонг-Айленд-Сити, Куинс и, наверное, Бей-Ридж в Бруклине, изогнутый и уходящий к мосту Верразано. Справа у самого края – Джерси-Сити или, может быть, Хобокен; точнее Бронка не может сказать. Все это сверкает россыпью площадей, залитых энергоэффективной светодиодной подсветкой. Фотограф наложил на снимок легкий оранжевый фильтр, чтобы добавить холодному сиянию теплых оттенков и придать изображению живости. Нью-Йорк запечатлен здесь во всей своей ярчайшей красе.

Есть лишь одно исключение – самая далекая точка, захваченная фотографией, которая отделена от нижней части Манхэттена темной полосой воды. Статен-Айленд.