Город, которым мы стали

Они садятся в такси, которое везет их по скоростной магистрали Бруклин – Куинс. Бо́льшую часть поездки им открыт вид на ночной Манхэттен, и Мэнни с жадностью и восхищением любуется им, хотя и понимает, что смотрит на самого себя. Впечатлений много, даже чересчур: яркий, пугающий порядок шоссе, на котором половина водителей, похоже, решительно желает ехать наперегонки с другими. Высотки, нависающие над дорогой и выстраивающиеся вдоль нее. Мимолетные эпизоды из жизней других людей, проносящиеся мимо: вот пара спорит перед уродливой картиной, на которой изображена лодка; вот зал, полный людей, – вечеринка, наверное; вот старик обеими руками держится за пульт, указывает им на телевизор и орет. В какой-то момент их шоссе проходит между двумя другими, ныряет под третье и скользит вдоль служебной дороги, которая почему-то даже шире обычной. Безумие. Потрясающее безумие.

То же самое можно найти в любом другом большом городе… и все же в этом есть нечто большее. Мэнни чувствует, как в нем пульсирует жизнь. Опустив стекло, он высовывает лицо наружу, насколько позволяет ремень безопасности, и вдыхает стремительно обдувающий его воздух. (Водитель косо смотрит на него, но пожимает плечами и ничего не говорит.) Тогда Мэнни выдыхает, и машину встряхивает такой порыв ветра, что водитель изрыгает ругательство. Бруклин придерживает рукой волосы, чтобы те не слишком растрепались из-за сквозняка. Она бросает на Мэнни предупреждающий взгляд, прекрасно понимая, что он делает, и Мэнни в ответ извиняется улыбкой.

Но он ничего не может с собой поделать. Мэнни почти влюбился в город, а влюбленные мужчины не всегда поступают обдуманно или мудро.

Когда они прибывают по адресу, который Бруклин дала водителю, то останавливаются где-то в центре района, обозначенном на карте как Бедфорд-Стайвесант. Они выходят из машины и оказываются перед парой жилых домов из бурого песчаника, величественных и узких, которые, похоже, были отремонтированы и обставлены примерно в одно время. Один из них все еще выдержан в традиционном стиле: кованые ворота ведут к высокому крыльцу со ступеньками, а рядом с дверью на первом этаже даже висит мемориальная доска, гласящая, что этот дом является историческим памятником. А вот другой дом немного реконструировали: не осталось ни ступенек, ни ворот, а дверь квартиры, расположенной в полуподвале, теперь открывается прямо в красивый, выложенный кирпичом и засаженный растениями двор. Арочный вход с двойными дверями намного шире, чем у соседнего дома, а двери более современные. Мэнни замечает сбоку кнопку автоматического открывания дверей.

Падмини присвистывает.

– Какой роскошный, – говорит она, любуясь зданием. Затем, обращаясь к Бруклин: – Так ты, оказывается, богачка!

Бруклин усмехается, но останавливается на тротуаре, давая им возможность поглазеть и явно наслаждаясь их восхищением. И Мэнни отмечает, что она не возражает на «богачку».

– Мы остановимся вот в этом, – говорит она, кивком указывая на традиционный дом. – Если, конечно, ни для кого из вас не проблема подняться по ступенькам. Моя семья живет в том, что доступнее, – папа передвигается на инвалидной коляске. Вам придется потерпеть характер моей четырнадцатилетней дочери, но, если хотите, мы все тоже можем переночевать там.

– Я бы с удовольствием познакомился с твоей семьей, но и против ступенек ничего не имею, – говорит Мэнни. Падмини соглашается, и Бруклин ведет их к традиционному дому из бурого песчаника.

Внутри к словам Падмини о том, что дом «роскошный» прибавляется «а еще стильный». Кто-то отремонтировал его, оставив оригинальные детали: например, камин с настоящей мраморной полкой и лестницу с ковровым покрытием и перилами из красного дерева. Однако при этом их дополнили модернистской люстрой, похожей на застывший взрыв, и модной мебелью, настолько стильной, что удобной она быть просто не может. Впрочем, Мэнни все равно здесь нравится.

Но лучше всего другое: едва они входят в здание, Мэнни чувствует, как по его коже пробегают мурашки – к нему возвращается то ощущение, которое он испытал в доме Падмини и в своем собственном. Архитектурные линии становятся более четкими, текстуры стен – детальными. Свет горит чуть ярче, и в комнате пахнет свежестью.

– Да, так я и думала, – говорит Бруклин, широко улыбаясь. – Нет ничего более бруклинского, чем дома из бурого песчаника, ребята.

– Ты занимаешься недвижимостью? – спрашивает Падмини, все еще таращась по сторонам.