Город-крепость

Я хочу чувствовать себя в безопасности.

Дэй пытается идти дальше, но я не отпускаю. Ботинки скользят, едут по влажной крыше. Он протаскивает меня за собой целый ярд, прежде чем остановиться и оглянуться.

– Отпусти, Цзин. – Дэй вырывает толстовку из моих пальцев. Рукой он случайно задевает глиняный горшок. Он скатывается с уступа, на котором стоит, осыпая крышу землёй, осколками и пожухлыми листьями. – Тебе же лучше, если ты ничего не будешь знать.

– Чем? – Воздух вокруг словно дрожит, и я понимаю, что кричу. Визг прорывается сквозь завесу капель – слишком напряжённый, слишком тонкий. – Чем лучше?

Но даже если Дэй и замечает, как тонок мой голос, как сильно он похож на девчачий, он этого не показывает. Ничего не показывает. Выражение его лица задумчиво и спокойно. Утонуло в дожде.

– То, что ты видел… оно ничего не меняет. Мы по-прежнему работаем на Лонгвея. Я доверяю тебе и знаю, что ты ничего им не расскажешь.

Доверяю. Слово прокисшим осадком остаётся на языке, как тухлое мясо. Парень передо мной говорит его так бегло, так бездумно. Словно давно отточил его произношение.

Мысли кружатся в голове. Пусть Дэй отказывается отвечать, но я ещё могу использовать увиденное в своих целях.

– Если хочешь, чтобы я молчал и продолжал работать, дай больше денег.

– Больше денег?

– Да. Мне нужно накопить достаточно, чтобы снять у Лонгвея девочку, – говоря это, я смотрю мимо него. Сосредотачиваюсь на разбитом горшке. Рассыпанная по крыше земля очень напоминает кровь, тёмными разводами растекающуюся в воде.

Дэй прищуривается, странно, неодобрительно:

– Хочешь снять девочку?

– Да. – Стараюсь, чтобы сейчас голос звучал особо гортанно. Хрипло и резко.

– Зачем?

– У тебя свои дела, у меня свои. Если не хочешь, чтобы я всё рассказал Лонгвею, плати деньги.

– Отлично. Буду отдавать половину своей доли. Но не надейся, что я присоединюсь к вашим играм.

В словах его сквозит отвращение, и я сознаю, как мерзко звучит это требование. Какая-то частичка души желает рассказать Дэю, что я ищу. Почему живу в этом ужасном, зловонном лабиринте. Но невысказанные секреты продолжают стоять между нами. Мои по-прежнему цепляются за меня, его – за него.

Дэй быстро идёт к лестнице. Я не пытаюсь его остановить.

И всё вдруг меняется. Капли начинают больнее бить по лицу. Кусать, а не жалить. Гроза нарастает, рокочет. И всё становится белым.

Град. Он кусается и царапается. Грохочет по крыше. Соловьи больше не поют – они пронзительно кричат. Растения в горшках вздрагивают под ударами. Одежда срывается с верёвок, точно осенние листья.

Сгорбленная фигура Дэя, пробирающаяся к лестнице, расплывается вдали. Воздух между нами размыт и туманен, как разбитый экран телевизора. Но я всё же замечаю, как он ненадолго останавливается, прежде чем уйти. Кричит сквозь грохот льда:

– Сделка через два дня! Встретимся на месте!

И он исчезает. Мне тоже стоит уйти отсюда. Быстрей, пока приспешники Куэна не решили вернуться с подмогой.

Град обрушивается с новой силой. Белый, острый, болезненный. Его завеса такая плотная, что за ней не видны даже огни Внешнего города. Я не вижу даже лестницу, на которой скрылся Дэй. И на мгновение кажется, что я вообще не в городе. Я одна. Снова, как и всегда. Небо вокруг меня так яростно и свободно.

Дэй. Безопасность. Всё это неважно. Не ради этого я здесь. Не ради этого борюсь за жизнь.

Я прорвусь сквозь бурю и найду сестру.

МЭЙ ЙИ

Парень за окном выглядит уставшим. Когда он появляется за преградой из стекла и прутьев, я тушу фонарики, чтобы лучше его видеть. Щёки и кончик носа у него пылают цветом, яркие от воды и холода. Тёмные глаза влажно блестят, кожа под ними серее и темнее.

Но от его вида по-прежнему захватывает дух – кожу покалывает, словно заледеневшая я попала в облако горячего пара. Ощущение, похожее на панику, только сильнее. Оно превозмогает всё: обещание посла, синяк на бедре, смех золотозубых головорезов Братства. Есть только парень и его ракушка. Я и звёзды на потолке. И хрупкая ваза с цветами.

– Я справилась, – выпаливаю я, хоть и не планировала этого делать. Долгими часами я взвешивала в уме имена. Риск, который они несут. Теперь просьба парня уже не кажется мне такой незначительной.

Он тяжело вздыхает. От дыхания повсюду клубятся облачка пара, напоминая о туманах, которые укрывают рисовые поля в волшебный предрассветный час. На мгновение пар становится таким густым, что даже парень исчезает. Капли собираются на окне, скатываются вниз, будто слёзы.

– Сегодня утром мне как раз не помешают хорошие новости, – сообщает он сквозь запотевшее окно с потоками воды. – Я устал.

– Слишком много восходов?

– Недостаточно, – отвечает он.

Моя рука лежит на оконной решётке. Холод проникает сквозь стекло, кружит рядом с прутьями. Зима пробирается в трещины подобно муравьям, медленно, но уверенно, непреклонно.

Парень тоже это ощущает. Он весь дрожит, одетый лишь в чёрную толстовку с капюшоном. Она вся промокла, как тряпки, которыми я промывала ссадины Цзин Линь. Неудивительно, что зубы его так стучат.