– Достанешь гроссбух, подашь мне голову Лонгвея на блюдечке, – и оно твоё. Если же нет… – Цэнг опускает документ, специально поднеся его слишком близко к огоньку сигареты. Воздух между нами трещит и искрится. – Понадобится всего один звонок. Один звонок – и с тобой покончено.
Он считает, что это испугает меня, отрежет желание задавать вопросы. Пожалуй. На кону пожизненный срок среди синих комбинезонов, металлических подносов и постоянного страха напороться на нож – с таким не шутят. Но сейчас я могу думать только об обещании, данном девушке.
– А девочки из борделя Лонгвея. Что будет с ними? – Я думаю о том, с какой лёгкостью они смогут исчезнуть в тысячах закоулков Хак Нама. Вновь погрязнуть в черноте улиц и мужской похоти.
– Не беспокойся о шлюхах. Беспокойся о себе. – Цэнг сворачивает бумагу (настоящее достижение, когда вторая рука занята сигаретой).
– Что здесь происходит? – К нам подходит отец. Он не смотрит на меня, сосредоточив всё внимание и недовольство на агенте службы безопасности. Челюсть его расслаблена, но взгляд острый и колючий, как у разъярённого добермана. Уверен, именно так он смотрит, когда пытается запугать деловых партнёров во время переговоров «Сан Индастри». Благодаря отцу у нашей семьи достаточно денег, чтобы жить в Тай Пин.
– Просто перекидывался парой слов с вашим сыном, господин Сан. – Связной прячет руки за спиной, скрывая сигарету из виду.
– Уже поздно, – говорит отец, хоть это и не так. – У вас, должно быть, ещё много работы.
– Да, мы уже заканчивали. – Цэнг выдавливает слабую, фальшивую улыбку. – Выход найду сам.
И находит. Дверь открывается и закрывается, впуская холодный ветер, воющий на улице, который только усиливает сигаретную вонь. Пепел на полу вздымается и опадает.
– Что они хотят от тебя? – Отец провожает его взглядом, и теперь мы вместе наблюдаем за пепельными хлопьями.
– Невозможного, – называю я самый короткий и близкий к правде вариант.
– Всё можно решить иначе, Дэй Шин.
– Неужели? – Я поднимаю голову. Отец стоит совсем близко. На нас одинаковые рубашки, хотя моя ещё заляпана мокрыми пятнами. И сейчас впервые за два года я замечаю, что стал выше него. – Всё твоё состояние не сможет освободить меня от трёх трупов и торговли наркотиками.
Отец прикрывает глаза. Веки трепещут, словно ему больно.
– Ты можешь бежать. У нас есть связи за океаном, а твой английский довольно хорош. Я уже подготовил документы.
Бежать. Интересно, почему он говорит об этом только сейчас, когда времени осталось в обрез? Заставил ждать меня так долго, рискнуть всем, чтобы очистить моё имя. Наше имя. Честь всей семьи Сан.
Ответ написан у него на лице. Мой побег из страны навлечёт позор на наш дом. И все шансы заслужить прошение – очистить наш социальный статус (хоть это и простая формальность) – улетят на самолёте вместе со мной. Это ультиматум. Крайнее средство.
Я могу бежать. Начать новую жизнь вдали от Хак Нама, Сенг Нгои и своей семьи. Вдали от службы безопасности и гроссбуха Лонгвея. От девочек из его борделя.
Только этим я и занимался долгое, долгое время. Прикрывал собственную задницу. Беспокоился, беспокоился, вечно беспокоился.
Предупреждение: побочные эффекты бессонницы и статуса эгоистичного ублюдка могут различаться.
Я думаю о том, какой маленькой кажется рука Цзин Линь по сравнению с моей. Думаю о девушке в окне с её косой цвета ночи и призрачной надеждой. Даже о грёбаном коте. Бесхвостый, он остался совсем один во всём чёртовом Хак Наме, но, возможно, до сих пор ведёт себя так, словно это место принадлежит ему.
Мысли кружатся в голове, корёжат, корёжат, корёжат сердце. Вырывают наружу единственную неоспоримую истину: дело уже не только во мне.
Возможно, никогда и не было.
И внезапно я понимаю, чего желал всё это время. Боль, которую не может унять возвращение домой. Искупление. Возможность всё исправить. Не в моих силах вернуть брата, зато я могу помочь девочкам. Вытащить их.
Нельзя доверить безопасникам поиски сестры Цзин Линь и освобождение девушки в окне. С этим я должен справиться сам.
И в этот раз я не сдамся.
– Я должен остаться. Должен всё исправить. – Глаза отца по-прежнему закрыты, когда я говорю ему эти слова. – Я возвращаюсь в Хак Нам.
– Тебе нечего там делать, – сдавленным голосом отвечает он.
Десять дней назад он был бы прав. Но теперь… Мне не нужно закрывать глаза, чтобы увидеть лицо девушки, почувствовать её присутствие где-то в глубине своей груди – вырывающее правду наружу, – вспомнить гладкую поверхность ракушки под пальцами.
Мои обещания не должны быть пустыми. Может, я и не хороший человек, но могу таким стать. Могу вписать в список ещё один ответ: герой, которого видит девушка в окне.
Это решение остаётся внутри, потому что даже если я выскажу всё отцу, сомневаюсь, что он услышит. Он никогда не умел слушать.