Город лестниц

– После Войны, когда Божеств убили, реальность не сразу обрела внутреннее равновесие, – говорит Шара. – В одном городе, к примеру, истинным считалось одно утверждение, а в другом – прямо противоположное. А когда Божеств убили, эти земли должны были как-то примирить воззрения и прийти к общему знаменателю относительно своего истинного состояния. Это был длительный процесс, а пока он шел, имели место…

– Помехи, – кивает Сигруд.

– Ну да. Возникали участки, где базовые принципы физики не работали. Миг изменил фундаментальную природу здешней реальности.

– А как так вышло, что здесь случился разрыв реальности, и никто этого не заметил?

– Думаю, отчасти из-за того… – и Шара обводит рукой улицу, – что уж больно место подходящее.

А место типичное для Мирграда – вокруг все перекрученное, перепутанное, рябое: здания, вросшие в другие здания, улицы, оканчивающиеся колтунами лестниц.

– Ведь все видят: Мирград так и не оправился после Мига.

– А с другой стороны… – он тычет пальцем в невидимый участок земли, не зная, как толком его назвать, – этих… помех… – там что, другая реальность?

– Думаю, да, – кивает Шара. – В частности, реальность, для которой важно, какому Божеству ты поклоняешься и чьи сигилы и символы носишь.

– В таком случае, правду говорит присловье: по одежке встречают…

– Сколько у тебя комплектов?

Сигруд заглядывает в сумку:

– Три.

– Тогда, пожалуйста, дай мне самый маленький. Мы идем на ту сторону.

Шара и Сигруд натягивают одежду – каждый свой комплект: на Шаре все висит, на Сигруде еле сходится. Видок у них тот еще.

– А все-таки жаль, что ты не успел их постирать, – ворчит Шара. – Эти тряпки прямо колом стоят от засохшей крови…

– Ты уверена, что сработает? – спрашивает Сигруд.

– Да. Потому что однажды ты туда чуть не попал.

Сигруд хмурится:

– Правда?

– Да. Когда ты увидел, как исчез тот первый человек – который прыгнул с крыши. И ты сказал, что на мгновение тебе привиделся город с высокими бело-золотыми домами… И я думаю, что единственная причина, по которой ты это увидел, – тут она показывает на затянутую в серую перчатку правую руку Сигруда: – Вот это.

– Потому что ко мне прикоснулся, – говорит Сигруд, – Перст Колкана.

– На тебе знак Божества, поэтому реальность тебя приняла. Во всяком случае, частично.

Шара натягивает на голову капюшон и идет к меловой линии.

– Я пойду первым, – говорит Сигруд. – С той стороны – вражеская территория. Только те, кто на нас нападал, переходили туда.

Шара широко улыбается – впервые за несколько недель.

– Я полжизни провела за чтением книг о других реальностях. И я ни за что не откажусь от шанса попасть в другую реальность первой – даже если моя жизнь под угрозой.

И решительно направляется вперед.

* * *

В отличие от перехода в Запретный склад, этот проходит совершенно незаметно – ничего не меняется. Шара даже сомневается: полноте, да шагнула ли она куда-то? Вокруг – все тот же переулок, под ногами камень мостовой, и улица впереди точно такая же.

Шара смотрит под ноги. Там лежит узел с серой одеждой.

Она оборачивается и видит, как Сигруд возникает – иного слова и не подобрать – из воздуха посередине улицы. Единственный глаз смигивает под серым капюшоном, гигант спрашивает:

– И что, это и есть переход?

– Наверное, – отвечает Шара. – Особой разницы, правда, я не…

И тут же осекается и изумленно раскрывает глаза, глядя Сигруду через плечо.

– Что? – удивляется он. Оборачивается и только и может выдавить: – Ух ты.

Первое настоящее, заметное отличие состоит в том, что через одно здание от них начинается день. Причем не просто день, а прекрасный день: с безоблачным, пронзительно-голубым небом. Шара поворачивается и смотрит в противоположную сторону: над крышами домов темнеет чернильно-дымно-фиолетовое ночное небо. Здесь даже время расходится в показаниях…

Однако на этом настоящие различия вовсе не заканчиваются: там, где заканчивается переулок, где начинается прекрасный день, возвышаются огромные, великолепные, потрясающе красивые белые небоскребы, с золотым верхом и золотой же отделкой. Стены покрыты переплетающимся растительным узором из керамики, над его лентами круглятся хрупкие белые арки, поблескивают украшенные стеклом и жемчугом оконные переплеты.

– А это, – тихо говорит Сигруд, – еще что такое?

Шара, задыхаясь от восторга, на заплетающихся ногах выходит на улицу и обнаруживает, что весь квартал застроен невозможными лилейно-белыми зданиями с затейливыми фризами – и ни один не повторяется. Стены покрывают каллиграфические узоры, напоминающие переплетенные лозы или строки из книг: вот, к примеру, одно из зданий исписано громадными буквами, складывающимися в цитаты из вуртьястанской «Книги копий». У Шары в буквальном смысле перегревается мозг – так много ее окружает надписей и изображений: Зеленый Рассвет и гибель Святого Варчека… Таалаврас чинит арку, поддерживающую мир… Аханас возвращает людям семя солнца…

– Ох ты ж… – Она вся дрожит. А потом падает на колени. – Ох ты ж мама дорогая…

– Что это за место? – спрашивает Сигруд, подходя поближе.