Город лестниц

– Наверное, это здорово, так жить, – замечает Сигруд. – А что, семья Вотровых – из них?

– Нет, нет, что ты? Эти семьи очень бережно хранят память о своем происхождении. Если бы Вотровы были из них, они бы раструбили об этом на весь мир, не сомневайся. Так… постой-ка.

И она показывает на внутренний дворик с примятыми сорняками:

– Здесь кто-то был! Причем недавно!

Сигруд подходит к вытоптанному месту, присаживается на корточки и изучает следы на земле.

– Здесь прошло много людей. Очень много. Думаю, все мужчины. И да, это случилось недавно.

Он осторожно входит в высокую траву:

– И они были тяжело нагружены… – Потом показывает вперед, на другую арку в форме подковы, за которой открывается склон холма: – Вот туда они пошли.

И показывает на особняк: – А вот оттуда они вышли.

– Ты сможешь их выследить?

Сигруд смотрит на нее с безмолвным укором: мол, что за глупый вопрос – конечно, смогу.

Шара сначала думает, не разделиться ли им, но потом решает, что лучше держаться вместе. «Если потеряемся поодиночке, сможем ли выйти?»

– Мы пойдем туда, куда они пошли, – говорит она. – И если останется время, посмотрим, откуда они вышли.

Они идут по белым улицам, через дворики, огибая сады. Тишина тяжело давит на уши, и скоро в каждом солнечном блике Шаре начинает мерещиться острие арбалетного болта.

«Все континентцы сговариваются против нас. И зачем я только пустила Воханнеса в свою постель, какая глупость…»

– А почему ты не танцуешь? – вдруг спрашивает Сигруд.

– Что? Танцую?

– Я-то думал, – поясняет он, – что ты, завидев Старый Мирград, пустишься в пляс. Будешь бегать туда-сюда, зарисовывать то и это…

– Как Ефрем… – И она задумывается. – Я бы хотела, да. Я бы тут остаток жизни провела, если честно. Но в Мирграде каждый исторический объект словно бы усажен лезвиями, и чем ближе подходишь, чтобы разглядеть, тем сильнее ранишься…

Над журчащим на белокаменном ложе ручьем нависает дом с изогнутыми стенами – видимо, архитектор хотел придать ему сходство с вулканом.

– Я не думаю, что такова природа истории, – говорит Сигруд.

– Да? А что же это?

– Думаю, – говорит он, – что такова природа жизни.

– Правда? Какая-то она грустная, эта правда…

– Жизнь полна чудесных опасностей и опасных чудес, – говорит Сигруд. Смотрит в небо, и шрамы на его лице поблескивают в ярком солнечном свете. – Они ранят нас, но остаются невидимы: от раны словно бы круги по воде расходятся, как от брошенного камня, и это может случиться не сразу, а через годы, в далеком будущем…

– Наверное, ты прав.

– Мы думаем, что идем вперед, даже бежим, но на самом деле мы все время бежим на месте. Мы заключены в моменте времени, в событии, которое случилось много лет тому назад.

– Тогда что же нам делать?

Он пожимает плечами:

– Нужно учиться жить с этим.

Ветер поднимает из пыли крохотный смерч, и тот уносится, клонясь туда и сюда, вниз по белой улочке.

– Это место добавляет тебе созерцательности, как я погляжу… – замечает Шара.

– Нет, – качает головой он. – Это я давно уже придумал для себя.

Выпуклое окно на вершине круглого дома отражает в себе голубое небо – ни дать ни взять лазурный пузырь совершенной формы.

– Ты, – говорит Шара, – не тот человек, которого я освободила из тюрьмы.

Он снова пожимает плечами:

– Может, и нет.

– Ты стал мудрее. Мудрее, чем я. Так мне кажется. Ты никогда не задумывался: может, настало время вернуться домой?

Сигруд на мгновение застывает без движения, взгляд единственного глаза мечется по молочно-белым камням мостовой. А потом звучит твердое:

– Нет.

– Нет? Никогда не вернешься?

– Они меня не узнают. Я стал другим. И они теперь – другие люди. Как и я. И им не понравится то, во что я превратился.

Они некоторое время идут молча.

– Думаю, ты ошибаешься, – говори Шара.

Сигруд отзывается:

– Думай что хочешь.

* * *

Они идут и идут дальше по следу.

– Конечно, они не могли протащить сюда машины, правда? – размышляет вслух Шара. – Помехи бы не позволили, ведь автомобили – слишком современная вещь.

– Я бы предпочел, чтобы они пару лошадок привели.

– И оставили их нам? Вот это повезло бы… – И тут Шара осекается и внимательно оглядывает высокое круглое здание по левую руку.

– Что? – спрашивает Сигруд.

Шара рассматривает стены с окнами в виде восьмиконечных звезд, забранных ярко-фиолетовым стеклом.

– Сейчас-то что? – удивляется Сигруд.

Шара разглядывает фасад: да, поверху идет сокращенная цитата из Жугоставы:

ТЕ ЖЕ, КТО, ПОЛУЧИВ ВОЗМОЖНОСТЬ ВЫБРАТЬ, ДРОЖАТ И В СТРАХЕ ОТСТУПАЮТ, – О НЕТ, ТАКОВЫЕ НЕ БУДУТ ДОПУЩЕНЫ КО МНЕ.

– Я читала об этом здании, – бормочет Шара.

– Я так думаю, что ты о каждом здании здесь читала.

– Нет! Я читала об этом здании… совсем недавно.

Она подходит и дотрагивается до белых стен. Вспоминает строки из дневника Ефрема, цитату из письма сайпурского солдата, где он описывает смерть Жугова: «Мы пошли за каджем в город, к какому-то храму, белому с серебром, со стенами, изузоренными звездами из пурпурного стекла. Я не видел бога в храме и опасался, что это ловушка, однако наш генерал не проявил никакого беспокойства, лишь зарядил черным свинцом свой ручной пистолет и вошел».