Город лестниц

«Я не хочу его видеть, – думает Шара. – Я не могу. Только не он, только не Колкан…»

Шара извивается в веревках. Что-то горячее стекает в ладонь. И тут она чувствует, как одна веревка соскальзывает с ободранных костяшек пальцев, потом другая – с большого.

Серебряный молот дрожит, его очертания размываются, словно бы сам металл содрогается от силы, которую уже не может удержать в себе.

Воханнес берется за веревки, Шара делает рывок – вдруг разорвутся, но нет, они выдерживают.

Волька заносит молот. Желто-оранжевый солнечный свет ослепительно отражается от его головки.

В ладонь Шары уже не капает, а течет, пальцам горячо и мокро.

«Кто-нибудь, сделайте же что-нибудь», – в ужасе думает Шара.

Волька кричит и бьет молотом.

Стекло лопается с тонким звоном.

Из окна льется солнечный свет, высвечивая белые плиты пола, те ярко вспыхивают. Это солнце, звезда, светоч чистый, страшный и нездешний.

Воханнес и Шара вскрикивают, ослепленные этим сиянием. Вспышка столь неожиданна и ярка, что они отворачиваются – и падают. Запястье дергает болью – похоже, она его вывихнула, и серьезно.

А потом наступает тишина. Шара ждет, потом решается поднять взгляд.

Люди в колкастанских робах смотрят на что-то, что стоит перед ними.

Точнее, на кого-то. У разбитого окна кто-то стоит, и плечи этого кого-то озаряет закатное солнце.

Этот кто-то похож на человека, только очень высокого – не менее девяти футов ростом. На нем – если это действительно мужчина – толстые серые одежды, плотно укутывающие его с головы до пят: лицо, руки, ноги – все скрыто. Голова удивленно поворачивается из стороны в сторону – существо оглядывается, рассматривая зал и коленопреклоненных людей, словно бы его только что разбудили после долгого и странного сна.

– Нет, – шепчет Шара.

– Он жив, – вскрикивает Волька. – Он жив!

Закутанная фигура поворачивает голову к нему.

– Отец Колкан! – кричит Волька. – Отец Колкан, ты снова с нами! Мы спасены! Мы спасены!

* * *

Волька быстренько слезает с лестницы и присоединяется к остальным – те все это время оставались в полной неподвижности. Волька падает на колени и простирается перед Божеством, протянув руки к его ногам.

– Отец Колкан, – выдыхает Волька, – с тобой все хорошо?

Колкан молчит. Его можно принять за статую, если бы не ветерок, который шевелит складки одежды.

– Тебя так долго не было, – говорит Волька. – Хотел бы я сказать, что ты очнулся – и вот, мир хорош и благоустроен. Но в твое отсутствие случилось страшное: колонии наши взбунтовались, они убили твоих братьев и сестер и поработили нас!

Люди вокруг кивают и осторожно посматривают на Колкана, ожидая, что тот как-то выкажет свое изумление и гнев. Однако тот молчит и стоит неподвижно.

– Во, – шепчет Шара.

– Да?

– Делай как я.

И Шара переворачивается лицом вниз, становится на колени и склоняется, касаясь лбом пола.

– Что ты…

– Покаяние, – тихо говорит Шара. – Колкан не отвергнет покаяние.

– Что?!

– Отдай ему земной поклон! И так и сиди! Все остальное он сочтет за оскорбление!

Воханнес неохотно переворачивается и склоняется в поклоне.

«Если Колкан не станет обращать на нас особого внимания, – думает Шара, – возможно, я довершу начатое Во и справлюсь с этим узлом!»

– Вуртью убили в колониях, – продолжает жаловаться Волька. – Таалавраса и Аханас убили, когда жители колоний вторглись на Континент. А Жугов, этот трус, сдался им, и его казнили! И теперь жители колоний отдают нам приказы, как каким-то псам, и они объявили вне закона нашу любовь к тебе, Отец Колкан. Нам не дозволено поклоняться тебе, как прежде, они хотят изгнать тебя из наших сердец. Но мы ждали тебя, Отец Колкан! Я и мои последователи не отреклись от веры и много потрудились, дабы вернуть тебя! Мы даже отстроили твой зал в Престоле мира! Я самолично возил камни из самой Ковашты, чтобы достойно встретить твое возвращение! А еще мы захватили и привели сюда самого злого из еретиков, ослушавшегося твоих повелений, а также дитя того самого человека, что завоевал Святые земли!

Волька оборачивается и тычет пальцем в Шару и Воханнеса – и на мгновение лишается дара речи, увидев их застывшими в покаянных поклонах.

– Хитроумные трусы, они простерлись перед тобой, умоляя о милосердии! Но о том же умоляем и мы! Все мы умоляем тебя: смилостивься, Отец Колкан! Мы твои преданные служители! Мы умоляем тебя: пожалуйста, освободи нас от оков, восстань и верни в мир свет праведности и славы!

В Престоле мира повисает молчание. Шара осторожно подымает голову, чтобы лучше видеть, и принимается тихонько высвобождать из пут руку.

Голова Колкана поворачивается туда и сюда – бог оглядывает свою крохотную, одетую в черное паству.

Потом он переминается с ноги на ногу и осматривает остальные залы Престола мира.

Где-то в храме слышится голос – Шара слышит его не смертным слухом, но разумом – приглушенный голос, подобный скрежету давящих друг друга камней. И произносит он всего одно слово:

– ГДЕ?

Волька смущенно молчит и поднимает голову:

– Г-где что, Отец Колкан?

Колкан продолжает оглядывать Престол мира. Голос звучит снова:

– ГДЕ ПЛАМЯ И ВОРОБЕЙ?