Город лестниц

Мне жаль. Мне жаль, что меня угораздило родиться в мире, где от тебя требуют брезговать собой. Мне жаль, что мои сограждане считают, что все человеческое нужно подавлять, что это нечто отвратительное и гадкое. Мне, мать твою, реально грустно от этого. Правда.

Если бы Шара могла пошевелиться, у нее бы челюсть отвалилась от изумления.

– Я каюсь, – говорит Воханнес. – Я раскаиваюсь в том, что этот гребаный стыд разрушил мои отношения со столькими людьми. Я раскаиваюсь в том, что позволил стыду и внутренней неустроенности выплеснуться на других. Я трахал мужчин и трахал женщин, Отец Колкан. Я у многих отсосал, и у меня многие отсосали. Я трахал – и меня трахали. И это было прекрасно, правда. Я замечательно провел время и очень хотел бы повторить. Правда.

Тут он хихикает.

– Мне несказанно повезло, что я встретил и держал в объятиях столько замечательных, красивых людей – правда, они все были красивые, милые, выдающиеся люди! – и я очень сожалею, что мое отвращение к самому себе оттолкнуло их.

Я любил тебя, Шара. Правда любил. Получилось у меня не ахти, как всегда – на мой косой-кривой особый манер. Но я любил тебя. И до сих пор люблю.

Я не знаю, сотворил ли ты наш мир, Отец Колкан. Я не знаю, сотворил ли ты таким наш народ – или он сам таким сделался. Но если это действительно твоим словам меня учили с детства, если ты действительно заповедал нам вот так вот подло ненавидеть себя, умерщвлять плоть, как последним идиотам, если вот это разрушительное представление, что быть человеком, любить, совершать ошибки – это плохо, если это действительно твоя идея, то… В общем… в таком случае – а не пошел бы ты на хер, Отец Колкан.

В зале повисает нестерпимо долгое молчание.

А потом раздается голос Колкана, и голос этот дрожит от злости:

– ТЫ НЕДОСТОИН.

И тишину Престола мира вспарывают крики.

Шара борется с параличом – вскочить! Подбежать к Во! Но ничего не выходит – чудо Колкана пригвоздило ее к полу.

Она хочет кричать от боли вместе с Воханнесом, а он кричит все громче – это крик невыносимой, непредставимо ужасной боли, а Колкан все не унимается, и пытка длится и длится.

И тут оковы чуда спадают, и она снова свободна.

Шара садится и видит: Колкан стоит перед Воханнесом, прижав к его лбу длинный, обмотанный тряпкой палец. Воханнес дрожит, плоть его сотрясается, словно бы Божество вливает в него все новую боль и муку. Вот почему Колкан забыл о ней!

«Беги к нему!» – взывает часть ее.

Другая говорит: «Он отвлек на себя Колкана, чтобы спасти тебя. Колкан настолько разгневан, что ты выпала из поля его зрения. Что же ты собираешься делать с этим шансом?»

Заливаясь слезами, она выдергивает руки из ослабевших веревок, закрывает глаза, вспоминает строки из Жугоставы и рисует в воздухе дверь.

Свист и щелчок – словно бы хлыстом стегнули. Она вступает в Кладовку и перестает видеть собственное тело.

Колкан поднимает взгляд. Воханнес падает на пол. Он бледен, как снег, и не шевелится.

Шара прикрывает глаза и затаивает дыхание: Кладовка Парнези пропускает звук.

Колкан неуклюже шагает вперед, поворачивая голову – обыскивает взглядом Престол мира. Шара чувствует, как на нее волной накатывает мощь, увлекая за собой в океанскую глубину… «Он ищет меня, пытается нащупать меня…»

Ей страшно до тошноты. Колкан всего в четырех футах от нее – какой же он огромный. И как же от него воняет падалью – смрад струится из-под всех этих его многослойных плащей…

– Я МОГ БЫ ОБРУШИТЬ ЭТОТ ХРАМ, – гудит его голос. – И СОКРУШИТЬ ТЕБЯ. ЕСЛИ ТЫ ЕЩЕ ЗДЕСЬ.

Он поднимает взгляд к потолку зала.

– НО МЕНЯ ЖДУТ ВЕЛИКИЕ ДЕЛА.

И вдруг Колкан исчезает, словно бы его здесь никогда не было.

Шара все еще не решается вздохнуть. Она судорожно оглядывается: а вдруг он спрятался в каком-нибудь темном уголке?

И тут с неба колоколом гудит голос: «ЭТОТ ГОРОД СТАЛ ОБИТАЛИЩЕМ НЕДОСТОЙНЫХ».

– О нет, – ахает Шара.

Она смотрит на Воханнеса – как бы она хотела подойти к нему… «Правильно расставляй приоритеты, – рявкает в ее голове оперативник. – Потом нагорюешься…»

Она шепчет:

– Прости меня, Во.

Вскакивает на ноги и выбегает из храма.

* * *

Повсюду в Мирграде: на рыбных рынках и в переулках, на берегу Солды и в чайных – люди в изумлении таращатся на огромный белый собор, который ни с того ни с сего соткался в чистом воздухе. И подпрыгивают на месте, услышав гулкий Колканов голос. По улицам разносится:

– ВЫ НАРУШИЛИ БЕСЧИСЛЕННЫЕ ЗАКОНЫ!

Дети перестают играть и замирают, прислушиваясь.

– ВЫ ВОЗЛЕГАЛИ ДРУГ С ДРУГОМ С РАДОСТЬЮ.

Подметальщик с метлой в руках медленно поворачивается и устремляет взгляд в небо.

– ВЫ КЛАЛИ ПОЛЫ ИЗ БЕЛОГО КАМНЯ.

Пожилые люди в клубе «Гошток-Солда» озадаченно смотрят друг на друга, а потом на бутылки вина и виски.

– ВЫ ЕЛИ ЯРКИЕ ФРУКТЫ, – гремит голос, – И ОСТАВЛЯЛИ ИХ СЕМЕНА ГНИТЬ В КАНАВАХ.

В парикмахерской рядом с Солдой брадобрей от неожиданности сбрил ус пожилому клиенту. Тот тоже ошарашен услышанным и пока ничего не заметил.

– ВЫ ХОДИЛИ ДНЕМ, – гудит голос, – НЕ ПОКРЫВАЯ ПЛОТЬ. ВЫ ЖИВЕТЕ С ПЛОТЬЮ ОТ ПЛОТИ. ВЫ РАЗГЛЯДЫВАЛИ ТАЙНОЕ И ПОЗНАЛИ ТО, ЧТО ДОЛЖНО БЫТЬ СКРЫТО. Я ОПЛАКИВАЮ ВАШИ ГРЕХИ!