Город лестниц

– А теперь – о текущей боевой задаче! – рявкает Мулагеш. – Да, нас до смешного мало! Но мы – обученные солдаты! И на нашей стороне – правнучка каджа, которая всего месяц назад расправилась с божественным чудовищем, разорявшим город! Вы, наверное, думаете, что попали в старинную легенду? Как бы не так! Вы станете легендой! Вы – герои, о которых будут слагать песни в веках! И вы – победите!

К вящему Шариному удивлению, солдаты разражаются свирепыми криками, а потом принимаются скандировать: «Ко-майд! Ко-майд! Ко-майд!»

Шара заливается пунцовой краской и бормочет:

– Ох ты ж батюшки…

– А теперь – все на батареи! – приказывает Мулагеш. – Целимся этим тварям в глаза, поняли? На них броня, но и в броне есть щелки!

Солдаты с боевым кличем бегут на укрепления. Мулагеш прогулочным шагом направляется к Шаре:

– Ну как тебе речь?

– Отличная, – кивает Шара. – Тебе за деньги их нужно толкать.

– Очень смешно, – отфыркивается Мулагеш. И выглядывает за ворота. – А эти твари знают, что мы здесь. На каждое здание они отряжают по дюжине бойцов, так что нам тоже достанется. Ты как, готова?

Шара колеблется:

– Это в пять раз больше того, что я вкатила парню в тюрьме.

– И что?

– Я не в курсе, как количество соотносится с качеством.

– И?

– Я хочу сказать, что, даже если это сработает, вполне может так случиться, что умру от передозировки.

Мулагеш пожимает плечами:

– Такое возможно, да. Добро пожаловать на войну. Но ты уж давай постарайся им вломить до того, как помрешь, хорошо?

– Как ты… как ты можешь так спокойно говорить об этом?

Мулагеш смотрит, как приближаются закованные в броню солдаты.

– Это как с плаванием, – говорит она. – Сначала ты думаешь: все, забыла, как на воде держаться, а потом прыгаешь и сразу понимаешь, что ничего ты не забывала. Так что, если вы готовы, Главный дипломат, – и она кивает на пилюли в ладони Шары, – самое время действовать. Потому что сейчас мы поймем, чего стоят наши пушки.

* * *

Латники выстраиваются в линию и переходят в наступление, маршируя с метрономной точностью. Сталь оглушающе брякает, по улице гуляет, отдаваясь от стен домов, эхо. Мулагеш взбирается на передовую батарею и кричит:

– Цель – крайне правый в шеренге!

Пушки медленно поворачиваются, нацеливая дула на самого крайнего латника. Тот никак не реагирует.

Мулагеш ждет, пока солдаты подойдут на расстояние выстрела, потом отмахивает рукой и ревет:

– Огонь!

Оказывается, выстрелы скорострельных пушек по звуку совсем не похожи на выстрелы – скорее, на визг большой пилы на лесопилке. Бронзовые гильзы радугой ссыпаются с батарей и со звяканьем катятся по камню двора. Шара смотрит, втайне надеясь, что латник просто взорвется, – но тот лишь замедляет шаг, а на его нагрудной пластине, лице и ногах появляются дырочки и вмятины. На ходу он звенит и скрежещет, как кухонный шкаф, набитый сковородками и кастрюлями.

Пушки поливают его огнем, латник наконец застывает, пошатываясь на искореженных ногах. Падает он лишь после тридцати секунд непрерывного обстрела. И тут же из дырок в броне, шумно хлопая крыльями, вылетает стая скворцов, а латы распадаются, словно бы держались на веревочках. «Скворцы, откуда они здесь? – удивляется про себя Шара. – Это же любимый фокус Жугова…» Идущий следом солдат бестрепетно переступает через разбитый доспех – смерть товарища явно не произвела на него никакого впечатления…

Мулагеш оглядывается на Шару и мрачно качает головой: мол, плохо дело.

– Продолжаем вести огонь! – приказывает она своим людям, и те поливают очередями наступающих солдат – латники замедляют шаг, но не останавливаются.

«Их десять, – думает Шара. – Чтобы всех расстрелять, нужно целых пять минут».

Латники уже в сотне ярдов от ворот. Ножной доспех звякает и брякает с каждым шагом.

– Давай, Шара! – кричит Мулагеш. – Мы не сможем их остановить!

Шара смотрит на горстку крохотных таблеток в ладони.

– Семьдесят ярдов.

– Давай же!

«Будь проклята моя злосчастная судьба», – думает она.

Запихивает таблетки в рот и проглатывает.

* * *

Шара ждет. Ничего не происходит.

Латники уже в пятидесяти ярдах.

– Ох ты ж, – бормочет Шара. – Ой, нет. Они не действуют! Я ничего не…

И осекается. Потом подается вперед, хватается за живот и прижимает ладонь ко рту.

– Я что-то… – и сглатывает. – Что-то я не очень себя…

Падает на колени, кашляет и извергает из себя бурный поток рвоты – причем рвет ее белым снегом, словно бы внутри у нее целый снежный пик, с которого сходит лавина, и эта лавина вылетает у нее изо рта, вместе с камнями, ветками и комками темной грязи.

Один из солдат брезгливо отворачивается:

– Во имя всех морей…

Мир вокруг Шары идет рябью. В уголках глаз вспыхивают яркие цвета. Небо подобно свитку, земля – смоле, белые небоскребы Мирграда пылают, как факелы.

«Ойойойойойойойоейей…»

Кожу морозит и жжет. Глаза горят. Язык не помещается во рту. Она кричит, кричит, орет, не переставая, секунд пять. Потом берет себя в руки.

– Посол? – наклоняется к ней Мулагеш. – С вами все в порядке?

«Это просто галлюцинации», – пытается она убедить себя.

На камнях проступают буквы: ЭТО ПРОСТО ГАЛЛЮЦИНАЦИИ.

Шара выдыхает: