Читаем Город мастеров, или Сказка о двух горбунах полностью

Ф и р е н М л а д ш и й. Слышишь, Караколь? Только одного он и боится: как бы его не отослали домой раньше времени. Да нет! Я не о том говорю. Мы пойдем с тобой вместе освобождать наш город.

Т и м о л л е М е н ь ш о й. Хоть сегодня, Фирен! Хоть сейчас!

Ф и р е н М л а д ш и й. Так  и все у нас думают - хоть сегодня, хоть сейчас! Чего бы мы ни дали, чтобы поскорей увидеть опять наши улицы, наши дома, ваши мастерские! Правду говорят люди: надо потерять свой родной дом, чтобы узнать, как сильно его любишь. Если бы не ты, Караколь, он был бы от нас еще дальше, чем теперь. А с тобой к нам в лес приходит весь наш город с часовой башней, с мостами и переулками, даже с Большим Мартином на площади.

К а р а к о л ь. А я-то и не замечал, что ношу к вам такой тяжелый груз. Должно быть, он весь помещается в раковине у меня за спиной. А вот письмо, которое я нынче принес тебе, Фирен, показалось мне и вправду тяжелым.

Ф и р е н М л а д ш и й. Скажи им, Караколь, пусть не тревожатся. Все так и будет, как я сказал. Мы не опоздаем. Ждите нас да по лучше готовьтесь к майскому празднику.

Т и м о л л е М е н ь ш о й. А когда услышите пастуший рожок встречайте гостей. (Подносит рожок к губам.)

Ф и р е н М л а д ш и й. Тише! Еще не время. Этот Рожок должен будить друзей, а не врагов... Ну, прощай, Караколь! Уже светает. А мы пока еще боимся света, как ночные птицы.

Т и м о л л е М е н ь ш о й. Прощай, Караколь!

К а р а к о л ь (вслед им). Поторапливайтесь, поторапливайтесь, ночные птицы, а то уже дневные защебетали. Ишь, как они разговорились сегодня! Видно, за ночь у них набралось много новостей. (Прислушиваясь) Э, да тут как будто и моя знакомая - та, у которой сестра живет на площади Большого Мартина. Надо передать ей поклон. (Свистит. Ему отвечает птичий щебет.) Да, она жива и здорова. Говорит, что соскучилась по родным ивам. Беспокойно ей в городе. Раньше было ничего - сытно, весело. А теперь и веселья нет, и корма не хватает. И людям и птицам плохо приходится

В кустах встревоженный щебет.

Да вы не тревожьтесь! Авось в следующий раз принесу вам новости получше Занимайтесь своим делом, а я примусь за свое. (Режет ветка и напевает песню. Сначала тихо, без слов, потом все громче, отчетливее.)

Ты видишь льва в гербе у нас,

А в прежние века

Он здесь охотился не раз

И пил из родника.

В гербе ты видишь и змею,

Опутавшую льва.

Она жила в чужом краю,

Когда была жива.

Но вот однажды в львиный дом

Злодейка забралась,

И там серебряным клубком

На камне улеглась.

Пришел домой косматый лев

И в яростном бою

Зажал в когтях, рассвирепев,

Трехглавую змею.

С тех самых пор у нас в гербе

На поле огневом

Не знают отдыха в борьбе

Змея с могучим львом.

Во время этой песни из чащи выглядывают звери - з а я ц, потом м е д в е д ь и наконец лев. За работой Караколь их не замечает. Потом он поднимает голову и видит своих слушателей.

Ах, вон кто меня слушает! А я-то думал, что я здесь один. Пою себе и не знаю, что весь лесной народ собрался сюда. Даже сам старшина пожаловал мастер лев! Знал бы - спел бы получше. А не опасно ли вам, друзья, выходить в эту пору из чащи? В прежние времена вас бы не тронул. Тогда город наш был вольный, лес - заповедный А теперь на каждом шагу ловушки - и в городе и в лесу. Глядите в оба, земляки!

Звери прячутся за ветвями.

Хорошо мне с этим лесным народом! Только они одни и не знают, что я горбун. думают - такой, как надо, а может, и еще лучше. Ну вот, как будто и всё. Веток хватит надолго. Можно и домой собираться. Только надо бы захватить чего-нибудь для дедушки Мартина и для Вероники. Кажется, на том берету шиповник уже расцвел. (Убегает, оставив куртку и нарезанные ветки.)

Несколько мгновений в лесу совсем тихо. Потом издали доносится топот лошадей, лай собак, отзвук людских голосов. На поляну выскакивает перепуган з а я ц. За ним появляются медведь и лев. Пробираясь сквозь заросли кустов, она натыкаются на западню, вырытую для Караколя. Лев и заяц успевают отпрянуть. Медведь проваливается. Через секунду на поляну выходит Клик-К л я к. Он осматривается и замечает нарезанные ветки, куртку и сумку Караколя.

К л и к - К л я к. Ветки!.. Сумка!.. И куртка тут!.. О! Значит, и сам он недалеко. Только где же? (Растерянно смотрит по сторонам и вдруг слышит шорох и хруст в яме.) А, вот ты где! Так тебе и надо! (Машет рукой и кричит.) Сюда! Сюда!..

Из чащи выходит нам наместник в сопровождении двух егерей.

Здесь, ваша светлость!

Н а м е с т н и к. Хорошо. (Егерям.) Дайте господину Мушерону охотничий рог, а сами ступайте на опушку леса - туда, где остались господин Гильом и бургомистр. Вернетесь сюда, когда услышите звук рога, не раньше. До тех пор ждите!

Е г е р я подают Клик-Кляку большой охотничий рог, кланяются и уходят. Клик-Кляк вешает рог на ветку дерева.

Ты уверен, что дичь попалась?

К л и к- К л я к. Уверен, ваша светлость. Поглядите сами - вот его сумка, вот куртка, вот ивовые ветки, которые он только что нарезал. А сам он в яме!..

Наместник. А ты уже заглянул туда?

К л и к - К л я к. Нет еще, ваша светлость; Но я хорошо слышал, как он там ворочался и кряхтел.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза