Планы, как видим, смелые. Сейчас бы самое время достать из кладовки маленькую действующую модель. В конце концов, сделал же Генри Форд свой первый автомобиль собственными руками.
— Современный турбокомпрессор посложнее той фордовской самоделки, — возражает изобретатель. — Я подошел к рубежу, когда без чужой помощи не обойтись: нужны конструкторы, наладчики и, конечно, деньги. Кстати, в стране есть несколько исследователей, которые тоже предлагают свои проекты бестопливного двигателя. Это, между прочим, не шукшинские чудики, а опытные специалисты, имеющие немало научных работ. Однако все их труды держатся на энтузиазме. Но почему же, скажем, над средством от тараканов работает научный институт, а революция в энергетике — удел изобретателя-одиночки?
— А как смотрит учёный мир на ваши идеи?
— Есть как убежденные сторонники (это, так сказать, неформалы в науке), так и не менее убежденные противники — те, наоборот, весьма авторитетны и влиятельны. Наши эксперименты, цифры — всё это, сами понимаете, на любителя, а они предпочитают нечто осязаемое. Сделал я доклад в одной научной аудитории, привел расчёты, после чего некий большой ученый заявил: «Вы нам давайте факты». Очевидно, он имел в виду настольный вечный двигатель. Откуда и на какие средства он появится — неважно. Наверное, на мою пенсию. Таких мэтров устраивает прежде всего стабильность в науке. К тому же, чтобы отрицать, не нужно ни денег, ни особых трудов. Вот и идут в ход и язвительные насмешки, и грубая враждебность.
Более того: подобные «крамольные» проблемы обсуждать в серьёзных научных журналах не принято. Неизвестно кем и когда установлено, что ошибочные (хотя бы по мнению редколлегии) материалы не должны публиковаться. Но ведь иная ошибка в научном отношении может оказаться куда интереснее правильного, но тривиального исследования. Вот и получается замкнутый круг: без поддержки не получить результата, а без результата не дождаться поддержки.
И всё-таки «Журнал русской физической мысли» опубликовал мою работу и даже отметил. Я разослал её коллегам, в том числе зарубежным. Мне вежливо ответили, поблагодарили. Выступал и на многочисленных научных семинарах в институтах, и на совещании в одном из комитетов Госдумы. В результате — тишина. Не было ни ожидаемых разносов (с фактами спорить трудно), ни поддержки (рисковать репутацией, поддерживая «антинауку», охотников мало). Отвергли и мою заявку на изобретение: эксперты сослались на популярную книжку В. Бродянского «Вечный двигатель — прежде и теперь». Мне пришлось общаться с Виктором Михайловичем, и у меня сложилось впечатление, что сам он далеко не такой решительный противник вечного двигателя, как его читатели-эксперты. А научным институтам это не нужно. Да и далеко не каждый специалист годится для подобных исследований: внутренняя уверенность, что проблему решить невозможно, предопределяет и результат.
НЕСКОЛЬКО СЛОВ О ПОЛЬЗЕ ЗАБЛУЖДЕНИЙ
На трезвый взгляд реалистов, затея с вечным двигателем, конечно, безнадежна. По сути такой двигатель — вариант скатерти-самобранки, давней народной мечты. Если алхимики веками пытались найти философский камень, чтобы превращать обыкновенные металлы в благородные, то механики изобретали двигатель, который работал бы, не требуя затрат. Ведь подобный образец всегда у нас перед глазами — вечное движение небесных тел. Но природа не поощряет безделья, и потому с такой машиной до сих пор ничего не вышло.
Между тем этой проблеме отдали дань многие умы. И какие умы! Леонардо да Винчи, например, оставил несколько набросков такого двигателя. Но, видно, он всё же чувствовал в своих расчётах какой-то теоретический изъян и, в конце концов, разочарованно написал: «О, исследователи вечного движения, сколько суетных планов создали вы при подобных исканиях…»
В ХVIII веке французские академики закрыли двери перед изобретателями вечных двигателей, а вскоре их примеру последовали и в других странах. Но это не остановило энтузиастов. Мало ли было случаев, когда практика посрамляла экспертов… В том числе и тех же академиков во главе с Лавуазье, отмахнувшихся заодно и от изучения метеоритов. Физики высмеивали Эдисона с его телефоном, а тот в свою очередь иронизировал по поводу современников, которые ломали голову над созданием летательного аппарата тяжелее воздуха и мечтали о будущей авиации. Но, пожалуй, ярче всех высказался почетный академик Петербургской академии наук барон Кельвин, обессмертивший свое имя известной шкалой температур: он искренне полагал, будто почти все законы физики уже открыты, осталось отшлифовать мелкие детали. Эту опрометчивую фразу, сказанную полтора века назад, теперь мало кто помнит, но уверенность, что мир в общем-то познан, по-прежнему присуща многим нашим современникам.