Город мастеров

Киевская Русь не могла объединиться, брат воевал с братом, а татарам удалось захватить полмира. Их целью было создание великой монархии. Осуществить это удалось опять-таки благодаря психологии кочевника, который довольствовался минимальными благами. С тех пор у нас и осталось: мы бедные, зато духовные…

А на исходе ордынского ига в человеческих душах происходили очень важные перемены. Были люди с рабской психологией, но были и другие, которые не хотели больше терпеть. На Руси начался национально-религиозный подъём, появились монастыри, духовные подвижники. Население постепенно становилось народом.

— Когда говорят о русском характере, на ум приходят стереотипы: «раздолье-приволье», «любить — так без рассудку», «умом не понять» и вообще мы самые-самые… Насколько всё это справедливо?

— В словаре Брокгауза и Ефрона сказано, что национальный характер — это нечто трудноуловимое, неясное и неопределённое. И всё же на бытовом уровне мы, не задумываясь, отмечаем жизнерадостность французов, экспансивность испанцев, чопорность англичан, аккуратность немцев. Русские, конечно же, «загадочные», хотя любой народ — это тайна, тут мы ничем не отличаемся от других.

Но мы ещё и максималисты, потому что у нас другая история, да и живём мы не стесненно. Если у соседей — свобода, то у нас — вольность, потому что кругом просторы. Да, у нас нет западной дисциплинированности, протестантского отношения к жизни. В этом сыграл роль и климат: летом надо было тяжело работать, а зимой лежать на печи. Но зато у нас прекрасно знают, что день год кормит, потому и авральный режим работы привычен.

— Горький в «Несвоевременных мыслях» написал: «Я особенно подозрительно, особенно недоверчиво отношусь к русскому человеку у власти, — недавний раб, он становится самым разнузданным деспотом, как только приобретает возможность быть владыкой ближнего своего». Это действительно так?

— Горький обращал внимание только на отрицательные черты и, возможно, как художник был прав, но когда берется лишь одна черта, то оценка получается однобокой, и поэтому надо смотреть шире и видеть, где достоинства переходят в недостатки, как и у каждого народа: щедрость — в расточительство, вспышка неистовства — в пассивность. Деспотизм? Есть и такое. Но в то же время вряд ли найдёте более отзывчивого человека, чем русский. Последнюю рубаху отдаст…

— Выходит, финн, к примеру, — тот не отдаст? «Какой народ мы считаем равным себе? Всё-то у нас черномазые, узкоглазые, чурки, хоxлы…» Это из дореволюционной книжки «Мнения русских о самих себе». Даже Пушкин («краев чужих неопытный любитель и своего всегдашний обвинитель») однажды высказался так: «Недоброжелательство — основная черта русского народа. В народе выражается насмешливостью, в высшем кругу — невниманием и холодностью».

— Я не люблю, когда фразы вырывают из контекста. Сколько у того же Пушкина замечательных слов о русском народе! Наверное, любя его, Пушкин имел право что-то не принимать в нём. Когда я по дороге на дачу вижу вокруг кучи мусора, то тоже сомневаюсь в достоинствах нашего народа. А откуда это идёт? Опять из истории. У нас большие территории, на одном месте не жили. Европа строила города, а мы истощали поля и шли дальше. И никогда не задумывались о том, что за порогом дома. Вытряхнуть на лестничной клетке коврик, а то и с балкона — обычное дело.

— Есть много анекдотов типа «встретились русский, англичанин и француз…» Самое неожиданное — это то, что сделает или скажет русский. Почему мы сами себе кажемся смешными?

— Если разбираться исторически, то тем же англичанам, в переводе на человеческий возраст, семьдесят лет, а нам — двенадцать. Хотя тут есть разные точки зрения: одни историки считают, что мы начали формироваться во времена Киевской Руси, другие — после Куликовской битвы, в XIV веке. Я склоняюсь ко второй точке зрения. В таком случае у нас разница в возрасте с Европой — тысяча лет.

— И чему же она научилась за это время?