Далее Анаксимандр узнал, что, невзирая на все сказанное, Кларисса не пожелала вернуться во дворец, принадлежавший ее семье, и вновь играть роль принцессы, поскольку придерживалась мнения, что подобное занятие является нелепой и недостойной тратой ее времени. С этим был связан разговор о том, чем она вообще занимается в жизни, что имело некое отношение к Натаниэлю Тривзу, Господину Мордью, Госпоже Маларкои, Богу, организации, называемой крестоносцами, еще какому-то сообществу под названием «тонтина», какой-то вещи под названием «холст», а также давнему (к недоумению Анаксимандра, из ее слов выходило, что длительность этого периода измерялась столетиями) спору относительно превосходства того или иного аспекта из всего перечисленного. Работу по завершении этого дела Кларисса продолжила в трущобах, где проводила эксперименты, направленные на желательное для нее окончание борьбы (хотя в чем заключалась эта работа, она объяснять не стала).
В-третьих, Кларисса сообщила, что сейчас заканчивается определенный этап в истории упомянутого спора; что Натан сможет выбрать один из множества путей; что те, кто рыл яму другим, попадут в нее сами; что пришло время снимать урожай давних планов и что будет необходимо уделить внимание множеству практических вопросов. В одном из них, касавшемся того, как поступить с трупом Натаниэля Тривза, Анаксимандр вызвался помочь, однако с него была взята клятва молчания, так что больше здесь об этом ничего сказано не будет. Все, что узнал Анаксимандр относительно этого третьего пункта (жизни своей новой хозяйки), увенчивалось сообщением, что Кларисса вскоре собирается покинуть Мордью и для этого потребуется ее возвращение во дворец – место, возвращаться в которое она не имела никакого желания.
В-четвертых, одним из обитателей дворца был человек, навещавший Клариссу в трущобах, характерной приметой которого было желтовато-коричневое родимое пятно на лице; этот человек был ее далеким родственником, и хотя он постоянно делал попытки добиться ее расположения – на ее взгляд, безуспешные, – от него можно было ожидать помощи, ввиду данной им некогда клятвы, а также их общих секретов, разглашение которых привело бы к его бесчестью.
Все это было поведано Анаксимандру в таком тоне, который предполагал, что, словно в какой-либо стратегической игре наподобие шахмат, события в жизни его хозяйки и эпизоды истории Мордью следовало рассматривать как гамбиты, направленные в конечном счете на победу: это были тонкие ходы, пестрящие уловками и жертвами, атаками и контратаками, позиционированием и маневрированием, а вовсе не – как можно было бы ожидать – обычное течение бесцельного существования, характерное для жизней множества других людей. Более того, Кларисса неоднократно намекала, что в эту игру ей доводилось играть и прежде, и не один, а множество раз, и что события недавней истории – не что иное, как известные широкой публике результаты ходов, при помощи которых игроки пытались улучшить свое положение на поле. Впрочем, она всегда уклонялась от подробных описаний, объясняя это тем, что знания, раньше времени переданные тем, кто не находится на ее уровне осведомленности, могут исказить ход дальнейших событий.
Также ни разу она не упомянула о Натане. Ее нежелание обсуждать этот предмет было настолько сильным, что Анаксимандр очень быстро пришел к пониманию: ему не следует заговаривать о роли ее сына в вынашиваемых ею планах.
И тем не менее однажды вечером, ближе к концу их пребывания в стенах дома в Торговом конце, Анаксимандр все же ненароком повернул течение беседы в эту сторону. Они сидели перед камином; толстые поленья в очаге, благодаря позднему часу, уже почти превратились в угли, когда он произнес:
– Как часто вы, должно быть, рисовали себе такой вот очаг, такое тепло и уют, пока жили в трущобах эти долгие годы!
Кларисса улыбнулась его словам. Помолчав, она ответила:
– И как часто я буду вспоминать о них, когда Натан закончит свою работу и этот город будет окончательно предан морю!
Часть третья. Пиролиз
LXXXIX
Натан и Дашини появились посередине Цирка – как раз в том месте, где Натан некогда выудил руконога. Сколько времени прошло с тех пор? Месяцы? Годы? Текло ли время вообще там, в Особняке?
При их возникновении трущобные ребятишки поспешно побрели обратно к берегу, расплескивая волны Живой Грязи на Стрэнд. Натан не стал медлить, окидывая взглядом окружающую сцену, какой бы изменившейся она ни казалась ему нынешнему, в отличие от того нервного, замкнутого ребенка, каким он был прежде. Подобные размышления он оставил нищим, несчастным, молчаливым трущобным жителям, которые его окружали. Вместо этого он двинулся к середине Цирка, в то время как Дашини, подобрав повыше подол платья, бросилась к краю. Достигнув самого глубокого места, он погрузился в Грязь целиком, сжимая глаз Бога обеими руками. Когда Грязь залепила ему уши и сомкнулась над волосами, он потянулся к Зуду и Почесал и принялся Искрить, прибегая ко всем чувствам, которыми только обладал.