Город на холме

Он уже уходит? Не надолго же его хватило. А я как раз собирался рассказать ему про пулевые дырки в стене комнаты, где спят его внуки. Давид, Веред-Мирьям-Хая и Элеонора-Яффа.

Мы выкопали яму нужного размера, и я достал из багажника запаяный цинковый ящик. Оглянувшись на дорогу, я увидел, что к нам снова едут гости. Полицейская машина и два армейских джипа. Что такое? Что опять не так? Почему люди не могут спокойно собрать оливки и похоронить животное? Пришлось напрягать глаза, я увидел, что профессор Страг беседует с начальником полицейского наряда, указывая поочередно то на нас, то на форпост на холме. Все понятно. Ничего, на полицейского начальника мы напустим Малку.

- Что вы здесь делаете?

Вопрос на грани фантастики. Мы тут живем. И арабы тут живут. А вот что тут делает тель-авивский профессор Йонатан Страг со товарищи - не совсем понятно. Не к сыну же он приехал.

- Кота хороним, – ответила Малка.

Начальник полицейского наряда, нехудой марокканец, снял роскошные темные очки и вытаращился на Малку, как будто увидел инопланетянина.

- Какого еще кота?

- Нашего.

- А почему на вас жалуются, что вы напали на арабов?

- Арабы жалуются? – преданно глядя на начальника, уточнила Малка.

- Нет, но… Так, я все понял. Сейчас солдаты оцепят эту рощу, здесь будет закрытая зона и пусть катятся все к чертовой матери. Никаких оливок. Надоели со своими провокациями.

Ну это уж слишком. Пришлось вмешаться.

- Ты помнишь, что в прошлый Йом Ацмаут здесь погибла библиотекарша из Иерусалима по имени Офира?

- А то нет.

- Я ее сын. Это ее форпост, в ее честь назван. Пока не приехала эта компания на микроавтобусах, никто никому не мешал. Арабы занимались своим делом, мы своим. Но этим нужна провокация, нужны горячие новости. Если ты поведешься на их провокацию, мы все будем выглядеть ужасно.

Начальник долго думал. Мое поведение не укладывалось не в один из его шаблонов.

- Ты, сын погибшей, просишь, чтобы им разрешили собирать?

- Именно так. Именно этого она бы от меня ожидала. Просто выгони отсюда неместных. От них все неприятности. Я хочу, чтобы этот форпост стал перманентным поселением, а скандал только помешает.

Тут инициативу перехватила Малка. Она сунула полицейскому прямо в руки пакет, и тот испугался, как будто там лежал дикобраз или бомба.

- Это что?

- Банановый кекс.

- Они поднимут крик до самого окружного командования, что мы берем взятки у поселенцев.

- Не фига. В ваших инструкциях написано, что съедобный подарок стоимостью меньше пятидесяти шекелей не приравнивается к взятке при условии, если съедается всем отделением. Я уверена, что вы поделитесь с вашими коллегами. И вообще, какие между евреями могут быть взятки?

На этой фразе начальник наряда сломался. Через десять минут никаких международных наблюдателей и израильских активистов в роще не было. Полицейские уехали их сопровождать и проследить, чтобы они не возвращались.

- Не боитесь? – спросил меня на всякий случай сержант командующий солдатами.

- Нет, – односложно ответил я.

Даже если завтра они убьют Малку и детей, я не начну бояться. Я отсюда не уйду.

Мы расстелили одеяло, перекусили, и я поймал себя на том, что протягиваю руку в пустоту в надежде, что Аттикус подойдет и даст себя погладить. Надо ли говорить, что через несколько дней наше изображение появилось в интернетовской светской хронике под шапкой “Агрессивные поселенцы запугивают палестинских крестьян, собирающих оливки”.

* * *

Пурим 2010-го начался для нас с супружеской ссоры. Надо сказать, что Пурим я никогда не любил. Атмосфера карнавала, когда истинные лица людей скрыты масками, когда не знаешь, чего от кого ожидать, кто есть кто в иерархии и, следовательно, как с кем общаться, выматывала меня, раздражала, бесила. Когда Малка жила еще в Маале-Адумим, я настоял, чтобы она сняла со стены своей спальни маску, привезенную из Венеции. Я не мог найти себе места, не мог общаться, заниматься любовью, пока эти пустые глазницы смотрели на меня со стены. По мере того как у меня на глазах погибали люди, как приходилось убивать самому, я все больше и больше укреплялся во мнении: да, это прекрасно, когда евреи побеждают, убивая своих врагов, а не наоборот. Это нужно и необходимо, только так и должно быть. Но это не повод для веселья и карнавала. Кроме того, я считал, что психику детей надо щадить, что до определенного возраста не надо рассказывать им, как весь мир нас ненавидит. Они это так или иначе все равно узнают. Каждый раз, когда евреи побеждают врагов, они оплачивают это дорогой ценой. Чтобы напомнить нам об этой цене, существует Йом а-Зикарон, день памяти павших. Зачем что-то еще? Я уж не говорю о том, что побеждать почетно в бою, а не при помощи дворцовых интриг и женских прелестей.