Не началось. В комнату вошел незнакомый узбек цивильного вида, никакого камуфляжа, никаких стволов. Но голова покрыта и борода, как положено ортодоксальному мусульманину. Присел на корточки, тренированным жестом врача взял меня за запястье и сказал:
− Ассалам-алейкум, Малика.
Это еще что за бред. Судя по возрасту, он должен знать русский.
− Малка Бен-Галь, – отчеканила я. – Я требую встречи с представителем израильского посольства.
Он перешел на русский. Я не могла не отметить великолепный словарный запас и полное отсутствие акцента. Неужели их семья была настолько ассимилирована, что русский его первый язык?
− Малика, я помню, что здесь творилось, когда Москва нас отпустила. Все хотели уехать, куда угодно, лишь бы уехать. Получила израильский паспорт – на здоровье, сердце им зачем отдавать. Ты никогда тому миру не принадлежала. Они никогда тебя не примут. Ты – часть мусульманской уммы. Ты вернулась домой.
Тут до меня начало доходить. Явно азиатское и при этом не совсем типично корейское лицо. Распостраненное в Средней Азии имя Малика. Не знаю, что уж там замкнуло в его мозгах, но он принял меня за представительницу какой-то коренной среднеазиатской народности, уйгурку или казашку. От этого и пляшет. Я принадлежу мусульманской умме. Я, уроженка России, израильтянка, дочь узника Сиона, вдова солдата ЦАХАЛа. Я принадлежу мусульманской умме. Тараканы в голове аплодируют стоя.
− Это вы так встречаете всех, кто вернулся домой? – осведомилась я.
− Иссам большую часть жизни провел в израильской тюрьме.
Мне сейчас расплакаться от жалости или можно обождать?
− В общем, он тебя больше не тронет. Я его наказал.
− Как это ты его наказал? Он же амир. Он же здесь командует.
Мой собеседник хмыкнул.
− Малика, амир − это я. Я был занят в долине, а он тут активничал не по делу. Ты можешь встать?
По-моему, он хочет взять меня на руки. Вот этого не надо. Цепляясь за стену, я выпрямилась и осторожно шагнула. Еще раз. Еще раз. Еще. Все болит, но ничего не сломано.
− Куда идем?
− Не далеко.
Точно, бывший пионерлагерь ставший лагерем подготовки воинов ислама. В актовом зале, увешанном растяжками с арабскими буквами, на стене сохранилась роспись – мальчики и девочки в тюбетейках и красных галстуках, кусты с пушистыми коробочками хлопка, несуразно высокие, в человеческий рост. На полу аккуратными кучками сложено снаряжение, я насчитала четыре ряда по десять кучек.
− Где все?
− В столовой.
− А кто готовит?
− Мы сами себе готовим. Если афганским моджахедам не зазорно, то и мы не развалимся.
Афганские моджахеды − это пример для подражания? Он толкнул одну из дверей и сказал: “Заходи”. Видимо, когда-то это было комнатой для персонала с отдельной уборной. Большое окно выходило на то, что когда-то было волейбольной площадкой. Мебели не было, кроме нескольких книжных полок по стенам. На полу ковры. В углу маленький холодильник. На стенах те же карты будущего халифата, цитаты из Корана, черные флаги с белой вязью.
− Кто здесь живет?
− Я здесь живу.
И как он это себе представляет?
− Я не хочу тебя стеснять. Это неприлично.
− Ты меня не стеснишь. Я свою жену не видел с прошлого года.
И с какого бока это моя проблема?
− Малика, не трать мое время. Во всем лагере для тебя это самое безопасное место. Не хочешь – иди обратно в подсобку.
Я развернулась, намеренная последовать этому совету. Далеко я не ушла. Он схватил меня поперек талии, зажал рот, втолкнул в комнату и закрыл за собой дверь.
− Малика, не вынуждай меня отдать тебя Иссаму или другим бойцам. Они тоже без женщин изголодались.
Господи, а я-то думала, цивилизованный человек. Какое там! Просто раз он амир, то единственная в лагере женщина полагается ему. Иначе его головорезы не будут его серьезно воспринимать. И он надеется, что я буду поражена красотой ислама и вспомню свое истинное наследие? И откуда только берутся такие идиоты? Но я тоже хороша. Надеяться, что в таком месте я встречу порядочного человека. Но мне простительно, меня все-таки били, а от этого ни у кого ума не прибавляется.
− Иван!
Из санузла вышел сгорбленный старик, одетый в драное, но чистое. Весь какой-то пришибленный, угодливый, суетливый, во рту большинства зубов не хватает (мне успели выбить только два и, слава Богу, не совсем спереди). Последовал инструктаж на узбекском, старик подобострастно кивал, но не задал ни одного вопроса и вообще не произнес ни одного слова. Амир повернулся ко мне и проинструктировал по-русски:
− Это Иван. Он покажет тебе, где что. По-русски он понимает, но не разговаривает, потому что идиот. Когда он не занят в комнате, его место в туалете. Можешь принять душ. Еда в холодильнике. Сегодня я здесь не ночую.
Надо же, а я уж вся испереживалась.
− Кто он такой?
− Раб, – ответил амир с такой будничной интонацией, как если бы сказал “ветеринар” или “водитель грузовика”.
Вышел и запер за собой дверь.