Город на холме

Вот до какого состояния они хотят меня довести. Пускай меня лучше кормят и меньше бьют, разница не принципиальная. Я вгляделась в своего нового соседа и поняла, что никакой он не старик. Когда я училась на маникюршу в институте красоты в Хайфе, то с удовольствием посещала лекции по другим дисциплинам, если было время. Знания никогда не бывают лишними. В конце концов это то, что остается с тобой, когда отнимут все остальное. Так мне отец говорил. На лекции по макияжу нам объяснили про возрастные изменения в строении черепа и лицевых костей. Человек, скорчившийся у двери в туалет, не был старым. Он был моим ровесником, может, даже моложе. Страшные шрамы на коже головы под редким бесцветным пухом волос. Сколько же его били по голове? Слезящиеся вылинявшие глаза когда-то были синими или серыми. Он понимает русский язык. Господи, да он русский. Точно, военнопленный или похищенный. Вот он, удел немусульман в их халифате. Я села на пол и взяла его руку, переплетя его пальцы со своими. Налитыми ужасом глазами он смотрел на меня, не смея сопротивляться.

− Вам нечего меня бояться, – сказала я со всей лаской, на какую только была способна. – Я не знаю, что он вам сказал, но я не из них. Я из Москвы, меня зовут Регина Литманович.

Его облыселая голова тряслась на тонкой шее. Глаза на секунду задерживались на мне, а потом скашивались куда-то в бок. Слеза скатилась по щеке.

− Скажите, вы действительно не можете разговаривать?

Он так замотал головой, что я всерьез испугалась, что она отвалится.

− Но вы меня понимаете?

Такие же энергичные движения, только вверх-вниз.

− Вы помните русские буквы?

Он в отчаянии схватился за голову, пару раз стукнул по ней кулаками, казалось, состоящими из одних костей. Не может вспомнить. Выражение лица снова стало жалким, запуганным, он скорчился в ожидании удара.

− Я никогда вас не ударю. Но мне же надо как-то вас называть.

Опять мотает головой.

− Ладно. Если мне понадобится привлечь ваше внимание, я буду дотрагиваться до вашей руки. Вот так. Договорились?

Кивает, улыбается.

− Ну вот и хорошо. Где тут кипятят чай?

Он показал мне на холодильник. Там стоял электрический чайник и бумажные стаканчики, лежала заварка в пакетиках и сахар. Я отправилась в ванную налить воды. Прошла мимо уборной восточного типа, не унитаз, а дырка в полу. Там же лежал матрас и стояла миска. У меня внутри все оборвалось, я чуть не заплакала, впервые за последние несколько дней.

Чай был заварен, сахар добавлен. Я полезла в холодильник за едой. Лаваш, помидоры, огурцы, остатки шашлыка, на вид где-то полкило мяса. То, что для них остатки, нам с Иваном как раз хватит. Уходить от двери в коридорчик между туалетом и ванной он не собирался, всегда готовый юркнуть на свое место, услышав ключ в замке. Ладно, поедим так. Иван отказывался, видимо, продукты из хозяйского холодильника были для него под строгим запретом. Даже бумажный стаканчик боялся в руки взять. Кончилось тем, что он принес свою миску, я налила туда чай, накрошила хлеба и мяса и он выпил эту тюрю в три торопливых глотка. Какой кошмар.

Заскребся ключ в замке и Иван юркнул на свое место, как белка в дупло. Я сделала вид, что изучаю книжные полки. Некоторые названия там были по-русски и по-английски. На пороге стоял боевик в когда-то белом халате поверх камуфляжной формы. При взгляде на этот халат я решила, что стирали его последний раз еще при советской власти. Не иначе как, это чудо дежурило на кухне и пришло за помощниками. Идти или не идти? С одной стороны, я им котлы ворочать не нанималась, уступишь им один раз, в рабыню превратят, вон, за примерами далеко ходить не надо. А с другой стороны, может быть, удастся найти возможность сбежать.

− Иван! – заорал посетитель.

Ну да, я собственность командира, больше мной никто не распоряжается.

Иван засеменил из комнаты, бросив на меня один-единственный взгляд. Похоже, что благодарный.