Город на крови

–Вот что, штурмбаннфюрер, я, пожалуй, поощрю вас новым интересным назначением. В ближайшее время мы возьмём русский город Воронеж, и вы отправитесь туда уже в качестве начальника айнзацгруппы воронежского района. Аристократы нынче довольно бедны, а на этой должности вы сможете поправить своё положение. Это – весьма выгодное дело, не так ли? Гоняясь за евреями и прочими злодеями, вы сможете в обход гестапо брать себе их золото и драгоценности.

Радецкий застыл, словно изваяние. Он понимал, что вырази он сейчас какую-либо эмоцию, скажи хоть слово, – это будет истолковано рейхсфюрером как наглость.

–Думаю, со временем, мне придётся включить в свою сферу и гестапо, – продолжил Гиммлер. – Но пока мне и с задачами СС забот хватает. Гестапо же будет помогать вам в любом деле и так. Никто не посмеет идти наперекор личному порученцу рейсхсфюрера СС – начальника айнзацгруппы.

–Благодарю, мой рейхсфюрер!

Гиммлер небрежно махнул рукой.

–Вот ещё что. У меня к вам, штурмбаннфюрер, в связи с вашим назначением будет небольшое поручение. Я просил бы вас взять на себя опеку над одним молодым человеком. Хочу помочь моему другу, тоже мюнхенцу, старому члену НСДАП. Недавно он пожаловался, что его отправляющийся на фронт племянник, верный солдат Германии, отчего-то вбил себе в голову, что служить в немецкой армии более почётно, чем в войсках СС. Ганс Ройнфельд, лейтенант, он получил назначение в 21-й панцергренадёрский полк, где много наших земляков. Это 24-я танковая дивизия 48-го танкового корпуса, который будет наносить главный удар при наступлении на Воронеж. Присмотрите за этим лейтенантом! Он искренне предан Рейху, но, видимо, нуждается в некотором внушении. Я хочу, чтобы он изменил своё представление о патриотизме. Помогите ему, чтобы я мог как-то отчитаться перед товарищем. 24-я танковая после взятия Воронежа уйдёт на юг. Сделаете так, что Ройнфельд остался в Воронеже под вашим присмотром! Всё ясно?

Радецкий быстро кивнул и снова преданно уставился на рейхсфюрера.

–я позвоню Готу, – продолжил Гиммлер. – Вы присоединитесь к штабу 24-й танковой как мой офицер связи. Как только Воронеж будет захвачен, вы там – начальник айнзацгруппы.

Радецкий ждал, но Гиммлер всё не подавал ему знак, что разговор окончен.

–И ещё. Даже если, тот русский, улетевший на У-2, увёз с собой пакет Райхеля, вы, штурмбаннфюрер, если вдруг вас вызовут с этим вопросом в Берлин, никоим образом такую возможность не подтвердите. Так фюреру будет спокойнее. А выводы из вашего сегодняшнего доклада последуют. За всю эту историю ответят и генерал Штумме, и его начальник штаба, и командир 23-й танковой дивизии генерал фон Бойнебург–Ленгсфельд. Ваш доклад будет способствовать тому, чтобы воспитание личного состава в Вермахте было поставлено лучше.

–А как ответят русские за смерть Рехеля? – спросил Радецкий, набравшись смелости.

Гиммлер одобрительно кивнул.

–Наказание последует. Это – неизменное правило Рейха. Я подскажу фюреру, что маршал Геринг мог бы отдать приказ в отместку за Райхеля разбомбить в Воронеже какое-нибудь значимое для русских место. Например, здание местного драмтеатра, архитектурой которого они, по словами Канариса, очень гордятся.

Глава 6. Прощание

Вот уже десятый день подряд начальник сектора технического контроля ходовой части установок «БМ» завода имени Тельмана Иван Савкин носил в дирекцию заявления с просьбой снять с него бронь и отпустить на фронт. Пехотинец Иса уже был на передовой, а Ивану, прошедшему ещё до войны, во время службы в армии обучение на танкиста, по-прежнему отказывали. Но он угрюмо продолжал добиваться своего, зная, что всё равно не сможет заставить себя жить прежней безопасной жизнью. Картины из разбомбленного Сада Пионеров всё время всплывали в его памяти, и чаще всего это было лицо мёртвой сестры, глядящей в небо неподвижными глазами.

Иван понимал, что он – хороший специалист ОТК, что он нужен заводу, со всей своей въедливостью и раздражающей мастеров требовательностью к качеству испытываемой им ходовой части «Катюш». Только он мог быстро определить состояние грузовых платформ «ЗиС», на базе которых монтировались реактивные установки. Были дефекты, которые пропускать было нельзя – Савкин как раз и был таким специалистом, который безошибочного распознавал превышающие «норму допуска» дефекты грузовой платформы.

Он продолжал делать свою работу, но всё равно знал, что долго на заводе не задержится. Не трогали его ни уговоры начальника ОТК Старкова, ни увещевания мастеров, отвечавших за монтаж машин, ни даже беседа, которой его, пока ещё только комсомольца, удостоил секретарь парткома завода Липчанский, недавний фронтовик, в феврале 1942 года потерявший руку под Демьянском. Слезы матери и просьбы отца, только что похоронивших дочь, тоже не смогли заставить Ивана поменять решение. Он продолжал упрямо писать заявления, не злясь, не срываясь, не пытаясь уговорить, а просто добиваясь своего.

Во время коротких рабочих перерывов Иван прорывался в один из «ответственных» кабинетов завода и вручал их хозяевам свои заявления.