Город на Стиксе

Без вариантов – сегодня на сцене шел «Борис Годунов» Модеста Мусоргского. Распределение ролей. Директор – князь Василий Шуйский. По либретто он на территории Новодевичьего монастыря склоняет народ на выдвижение Годунова на царство. Годунов – второй зам, тот, что моложе. В замах ему ходить давно надоело, а директор на пенсию не торопится. Но есть еще и главный инженер, который в нашей «опере» исполнит Самозванца. Да… молод и хорош собою, но власть он может взять, только решив идти ва-банк и призвав на помощь поляков. На партии поляков у нас сгодятся немцы. А за Марину Мнишек… Да вот же, пресс-секретарь, веселая миниатюрная шатенка.

Когда на «сцене» появился призрак убиенного царевича (фотограф из журнала «Чудь»), а хор (все сидящие в зале) грянул «Боже, царя храни», все действие рассыпалось на мелкие осколки… Потому что появился персонаж совсем из другой «оперы».

– Лиза, что с тобой! Да ответь же! – шипела мне в ухо Галина, а я не могла оторвать глаз от Проскурина (я сразу поняла, что это Проскурин), который опоздал и неловко пробирался между рядами.

Кивнув директору и заму, он окинул взглядом зал и сел возле немцев. Нет, он совсем не походил на американского Ривза. Да и какая разница? Интересна не внешность, а излучения человека.

Я ловила эти излучения и не могла отделаться от мысли, что словно бы мы уже виделись где-то.

Не успела я его «загримировать» и «ввести» на роль «польского гетмана», как официальная часть кончилась – всех пригласили на фуршет. Народ встал, задвигался, облепил модель камеры. Томина интервьюировала «Самозванца», все остальные – «Годунова» с «Шуйским». И только я и Проскурин, как статуи, стояли в разных концах зала, и мне казалось, это тоже уже было…

Но где, когда?

Пытаясь вспомнить, я совершенно отключилась от происходящего, листая свои внутренние файлы. Ко мне подошла секретарь, вручила пресс-релиз, что-то спросила. Я кивнула, не двигаясь с места – она, пожав плечами, удалилась. Словно сквозь пелену я видела лица и слышала звуки. И – что-то изменилось. Какая-то заминка, «пробуксовка времени»… Будто все происходящее на секунду остановилось, задержалось, застыло, и я почувствовала на себе изучающий взгляд. Мы все еще стояли в противоположных углах, между нами находилось несколько человек, но даже на таком расстоянии я ощущала силу его взгляда.

Подошла оживленная Томина:

– На, выпей сок – и будем собираться.

Я улыбнулась «Годунову»:

– Нет, Галя. Мы останемся.

А потом он говорил на фуршете. О том, что изобретенная в Городе спелеокамера – настоящее чудо, что на ЭКСПО новинки такого рода встречаются редко и что на выставке в июне она произвела фурор.

Теперь мы стояли уже в трех шагах, и я слышала, как он переводил немцам свои же слова, а директору-«Шуйскому» – то, что отвечали немцы. Было забавно, как они в унисон моргали, кивали и поднимали бокалы.

Наконец, «Шуйский» сказал:

– Значение спелеокамеры сопоставимо со значимостью явления «Сергей Дягилев», которого тоже дал миру Город.

Меня как подбросило, и я тут же обернулась к «Шуйскому»:

– Это Дягилевы много дали Городу. Они изменили его культурную среду своим пребыванием здесь. Дягилевы как семья, как талантливейшие люди своего времени.

Возникла пауза, которую неловко попытался рассеять «Годунов»:

– Но отчего-то же талантливейшие Дягилевы купили имение и жили именно здесь!

Разговор перешел на темы местной экзотики и меценатства. Сосредоточившись на салате, Проскурин в нем не участвовал. Но когда я уже собралась уходить, он догнал меня в дверях и сказал:

– Извините… По поводу Дягилева. Как видно, вы в теме. Вы не могли бы быть моим гидом?

Ну, конечно, конечно, могла бы! Моя фраза про Дягилева попала в цель, Проскурин («Меня зовут Сергей, запомните, пожалуйста») отозвался, и мы договорились встретиться на следующий день в нелюбимом мною Загородном саду, чтоб идти в музей Дягилевых.

Возвращаясь с пресс-конференции по заснеженным улицам, я уже знала, что сделаю дома в первую очередь: открою ящик стола, чтобы достать и рассмотреть рисунок Фикуса. Впрочем, у меня и так не оставалось никаких сомнений: он и был незнакомцем из сна… Тем самым, что велел себя запомнить.

***

На другой день Гобачева водила нас по дягилевскому особняку, из окон которого Город представлялся грандиозной дворянской усадьбой, забавной и милой. Узнав, что перед ней отдаленный родственник великого импресарио: прабабка Проскурина оказалась троюродной сестрой той самой Анны Михайловны, невзлюбившей город за каторжников, – Лариса чуть не задушила гостя и сфотографировала его во всех видах.

Он подарил ей свою родословную и на два часа застрял в музее, перебирая вместе с хозяйкой документы и снимки. Гобачева, не ожидая такой заинтересованности, протащила его по всем залам, изложила эпопею войны с властями и отпустила под страшную клятву приехать через год на «Дягилевские сезоны» и выступить на встрече с местными дягилеволюбами и дягилевоведами в «Гостиной». Тот легко согласился.

– Правильный человек! – шепнула мне на выходе Гобачева и перекрестила спину правильного человека.