Город ночных контрабасов

Королева была младше его на 11 лет, он был ею пленен, раз и навсегда, и во всем ей уступал, готовый исполнять любые ее желания. Конечно, она была непоследовательна и упорствовала в своей непоследовательности, и даже преуспела в своем упорстве, но до чего ж она была мила!

За тридцать лет супружеской жизни, Наташа превратилась из тонкой, похожей на подростка худышки, в упитанную женщину. Тело ее расплылось в грузной полноте, а волосы стали отливать серебром. От ее прежней остались только милые ямочки на локтях и совершенной формы пальцы, утончающиеся к кончикам, словно из хрусталя. Несмотря на это, Андрей искренне верил, что любит именно эту женщину, которой она стала теперь, а не ту, трепетную девчонку, которой она была когда-то, когда она безоглядно отдалась своей любви, и только своею любовью эти годы жила.

В его восприятии она оставалась той, которую он впервые увидел в аэропорту Борисполь перед отлетом в Таджикистан. Незабываемый образ легкости и света: изумительно стройная и прямя, и хрупкая до воздушности, ее волосы не держали форму, развеваясь на ветру. Тогда, как и теперь, он считал ее самой необыкновенной из всех, кого он в своей жизни встретил. В ней и доныне сохранились черты детской свежести и трогательной простоты. Встречу с ней он считал даром Судьбы ему в награду, за все, что он пережил и переживет.

Не бывает любви без воображения, уходят годы, вместе с ними уплывает сор повседневности, и в памяти остается лишь красивая история, которую не забыть. К сожалению, все настоящие истории любви заканчиваются трагически.

Глава 2

Вечер был тих.

Вокруг царила вселенская тишина. Андрей и Наташа сидели на их любимой скамейке в центре этой тишины, и Андрей пел про себя: «Как упоительны в России вечера...»

‒ Почему ты на мне женился? ‒ провожая взглядом вечернюю зарю, тихо спросила Наташа.

‒ Ну… Я подумал: «Если я на тебе не женюсь, кто ж на тебе женится?..» ‒ не готовый к вопросу, не сразу нашел, что ответить Андрей. Сидеть без дела, было так хорошо.

Летний день угасал. Закатное солнце неуклонно приближалось к горизонту. Из плоского, ослепительно белого диска, оно превратилось в объемный, пурпурный, на глазах темнеющий шар, и нежный запах ночных фиалок теплыми волнами стлался над землей.

‒ Не говори чепухи, а все-таки, почему? ‒ в ее голосе послышались настойчивые интонации. Похоже, Наташа обстоятельно нацелилась на выяснении причин, подвигнувших его когда-то на этот шаг.

‒ От жалости, ‒ коротко ответил Андрей. Чары невыразимо трепетной тишины были столь обворожительны, что разговаривать не хотелось, ему хотелось петь, и он пел:

Смотри, какая красота,
Ей невозможно наглядеться.
Ты не целуй ее в уста,
Ты прикоснись к ней только сердцем…

‒ От жалости не женятся. И с какой стати тебе было меня жалеть? ‒ Наташа окинула Андрея недоверчивым взглядом, чтобы удостовериться, что он ее не разыгрывает. Ей часто казалось, что он ее разыгрывает.

‒ Ты была такая… Тоненькая до неправдоподобия, ‒ с трудом подыскал ответ Андрей, продолжая про себя петь.

‒ Ну и что́?.. ‒ требовательно задала очередной вопрос Наташа.

Андрей со стопроцентной уверенностью догадался, что допеть она ему не даст, и ему волей-неволей, но придется отвечать на все вопросы дознания. И в кого только она такая ненасытно любознательная уродилась?

‒ Я скажу тебе правду, ‒ наклонившись к ней, доверительно сказал Андрей, на миг, задумавшись, чтобы выдумать какое-то вранье. ‒ Мне показалось, что тебя морят голодом, и мне стало тебя жалко, ‒ с исчерпывающей полнотой представил обоснование своих действий относительно мотивации женитьбы на ней Андрей.

На западе догорала заря. Уходящий день протягивал к ним последние лучи заката, прощаясь с ними до завтра. Сравнив великий покой природы, с нескончаемой суматохой Города, Андрей порадовался тому, что выбрал такую жизнь, лишенную суетных проблем, одухотворенную нетленной красотою мира.

‒ Ты, не преувеличиваешь? ‒ с доверчивой серьезностью спросила Наташа, заглядывая ему в глаза.

‒ Нет, ‒ улыбнулся он, тронутый ее нерастраченной детской непосредственностью.

‒ А то ты всегда плохо думаешь о людях, ‒ Наташа обмерила его испытующим взглядом.

‒ О тебе я всегда думаю хорошо, ‒ ответил Андрей, подивившись ее неугомонности.

‒ Тогда понятно… ‒ Наташа снова окинула его долгим взглядом.

Потом вздохнула, то ли с облегчением, то ли с огорчением, не поймешь?

От солнца остался лишь розовый отсвет, ‒ ласковый след ушедшего дня, затем и он погас, словно накрытый невидимой ладонью. В вышине, одна за другой, загорались первые звезды. Лиловые сумерки сгущались, и тени цвета индиго обступили их со всех сторон.

‒ Что тебе понятно, если не секрет? ‒ не удержался Андрей.

Он вдруг почувствовал, до чего она желанна и как ему с ней хорошо.

‒ Что действительно, от жалости, ‒ на ее лице просияла улыбка, даже не улыбка, а свечение, словно в подступающих сумерках от нее исходило едва уловимое сияние.

‒ Можно я тебя поцелую?

‒ Нет!

‒ Почему?