Город отголосков. Новая история Рима, его пап и жителей

Но ученость не всегда радовала папский Рим. Ставя опыты для кардинала Албани в своей тихой келье в Сант-Эузебио, монах Челестино Галиани изрядно волновался. Он посвятил себя доказательным научным изысканиям и хотел применять этот подход к изучению всего, включая Священное Писание. В этом он следовал за такими мыслителями конца XVII века, как Барух Спиноза, еврейский философ из Нидерландов, пришедший к выводу, что все сущее можно постигнуть через доказательства и разумное рассуждение, не прибегая к посторонним концепциям и авторитетам. Для науки XVII–XVIII веков это был радикальный подход. Умозаключения Спинозы вызвали скандал: он сделал заключение, что тексты Ветхого Завета, традиционно приписываемые пророку Моисею, на самом деле получены из совершенно других рук [125]. Спинозу, пошедшего в свои 23 года против многовековой раввинской мудрости, обвинили в «гнусной ереси» и изгнали из еврейской общины Амстердама [126]. Спустя полвека, в Риме, Галиани еще ближе подошел к миру рациональной эмпирической мысли. В Риме, и не только, то была новая опасная территория, на которой разум и доказательства занимали место как законные источники истины наряду с Писанием и Церковью.

Для Церкви, где авторитет пап и Библии был непререкаем, это был тревожащий и порой даже подстрекательский шаг. В связи с этим Урбан VIII приказал своему собеседнику Галилею провести остаток жизни под домашним арестом «по подозрению в ереси» [127]. Галилей считал, что океанские приливы и отливы служат доказательством правоты Николая Коперника, предположившего, что Земля вращается вокруг Солнца. Коперник умер в Польше в 1543 году, но в 1616 году инквизиция в Риме прокляла его теорию как «глупую и абсурдную по философии и формально еретическую, ибо она явно противоречит во многих местах духу Священного Писания» [128]. Галилей играл с огнем, хотя сам папа дал ему ложное чувство безопасности. Даже после обвинения Коперника Урбан говорил, что вовсе не возбраняется обсуждать и даже проверять столь противоречивые теории [129]. Проблема возникла тогда, когда Галилей опубликовал в 1632 году текст, где как будто поддерживались идеи Коперника и высмеивался папа Урбан, чьи мысли были вложены в уста шута по имени Симплициус. Еще в 1616 году кардинал Роберто Беллармино предостерегал Галилея от разработки учения о движении Земли. С точки зрения Беллармино, теорию Коперника нельзя было защищать при отсутствии наглядных свидетельств – «без физической демонстрации того, что Солнце не вращается вокруг Земли» [130].

К моменту суда над ним у Галилея не было таких свидетельств. Тем не менее его вывод был полностью верен. Именно поэтому «дело Галилея» часто приводят как пример упрямого невежества католической церкви по части современной науки. Но если присмотреться, то становятся видны нюансы: в судьбе Галилея отразился тот Рим, где Церковь поддержала науку, но отшатнулась от последствий этого, когда новые способы интерпретации и понимания столкнулись с вековыми привычками в области познания и управления известным миром. Беллармино требовал наглядных свидетельств, совсем как ученый. При этом авторитет и учение Церкви всегда считались непогрешимыми. Дело Галилея, возможно, несправедливо, но одновременно оно – моментальный фотографический снимок папского Рима, начинавшего осознавать ту радикальную перемену, которую переживал мир.

* * *

К концу XVIII века этот мир ворвался в Рим и потребовал от пап признания. Во Франции произошла революция, вызванная нехваткой продуктов питания и несправедливой, неэффективной экономикой. Ей придали форму и обеспечили оправдание философы Просвещения, ставившие разумность и полезность выше традиционных авторитетов. Политические волнения стали нарастать в Париже весной 1789 года. К лету там подняли на пику отрубленную голову министра финансов с набитым экскрементами, травой и сеном ртом. К 1793 году с жизнью расстались король и королева. Теперь Францией управлял Национальный конвент. Вскоре один из его посланников выехал в Рим.