Город отголосков. Новая история Рима, его пап и жителей

Обращаясь к консистории своих кардиналов, Пий VI осудил казнь французских монархов, назвав ее злодейским убийством. Одновременно Рим распахнул ворота для перепуганных родственников короля. Пий приютил также примерно пять тысяч французских священников, бежавших от все более жесткого и секулярного режима [131]. Пресса Рима излагала разыгрывавшиеся во Франции ужасы, от которых «содрогалось человечество» [132]. Газеты подвергались суровой цензуре, но то, что публиковалось, вскоре нашло отклик на улицах. Когда Национальный конвент прислал в Рим своего представителя, бывшего журналиста Николя Югу де Басвиля, проблему, казалось, мог решить за папу народ. Пий отказал ему в аудиенции, и тогда чудак Басвиль обратился непосредственно к римлянам, объявив себя защитником «якобинцев» города и предположив, что французы могли бы освободить заодно и народ Рима. Он сорвал висевшие над дверью посольства лилии, символ старой Франции, и заменил их ликом Свободы. Закатив в январе 1793 года пир, Басвиль прыгнул в карету, декорированную трехцветным флагом, и покатил по людной Виа дель Корсо вместе со своей женой, ребенком и другом-французом Шарлем де ла Флоттом. Быстро выяснилось, что римляне не хотят освобождения. В дипломата полетели камни и мушкетные пули, на него обрушились кулаки, а какой-то брадобрей перерезал ему бритвой горло [133]. Желая восстановить спокойствие, папа послал к умирающему собственного врача. Тем временем неисправимые римляне скандировали «Да здравствует папа!» и «Смерть французам!». В толпе раздавали листки с восхвалявшим расправу стихотворением «Басвилиада» [134].

В тот момент римляне не знали, что кладут начало революции в своем городе. С севера Италии зазвучал голос самоуверенного молодого генерала Бонапарта, требовавшего мести. К 1797 году его армия дошла до Фолиньо, до самой границы Папской области, и поймала папу в ловушку. Наполеон, уверенный в неизбежности революции, даже не позаботился занять Рим. Вместо этого он ограбил город по условиям Толентинского договора, отбиравшего у папы 32 700 000 франков в дополнение к миллионам, которые от него уже потребовали по условиям перемирия [135]. Кроме того, папа лишался сотен книг, рукописей и произведений искусства, а также Анконы, Болоньи, Феррары и всей области Романья [136]. Пришлось папе самому отправиться в Монте-ди-Пьета за беспроцентной ссудой [137].

Игнорируя призывы французского правительства (два совета под управлением Директории) сместить папу Пия, Наполеон предсказал, что «старая машина развалится сама» [138]. В конце концов он ускорит перемены, хотя народ Рима и в этот раз сыграет свою роль. Все началось в декабре 1797 года, когда кучка римлян стала требовать на улицах Трастевере равенства и свободы [139]. После убийства Басвиля прошло несколько лет, но многие в Риме еще были против революции. Спасаясь от преследования, псевдореволюционеры бросились по улицам вдоль Тибра к палаццо Корсини, надеясь там укрыться. По унизительным условиям Толентинского договора этот большой розовый «дворец удовольствий» был превращен во французское посольство и в роскошную резиденцию старшего брата Наполеона, Жозефа Бонапарта. Жозеф, прервавший ужин, чуть было не стал жертвой насилия. На сей раз жизни лишился его сотрудник Леонар Дюфо. Вину примут на себя охранявшие дворец папские войска. Теперь уже французы не предоставили революцию в Риме воле случая.

15 февраля 1798 года папа праздновал в базилике Святого Петра 23-ю годовщину своего избрания. Пока под куполом собора разносились звуки Te Deum, сторонники французов водружали на Римском форуме Дерево свободы. Это было эхом недавних событий в революционной Франции и древнеримских легенд с участием Ромула и Рема, прятавшихся под смоквой и выкормленных Волчицей [140]. В последующие месяцы силы французов врывались в общественные здания и церкви города, выбрасывая символы старого режима или меняя их назначение. Сверкающую статую Лойолы, созданную Пьером Ле Гро для иезуитской церкви Иль-Джезу у подножия Капитолийского холма, переплавили на металл. При том другие символы города героизировались. Французские революционеры уже присвоили себе классические римские фасции и фригийский колпак [141]. Впоследствии античная архитектура города воспроизводилась в Париже в виде грандиозных монументов вроде Триумфальной арки.