Двадцать лет, прошедших после смерти Паунда, Ольга жила одна в «Тайном гнезде». Ученые, газетчики и друзья никогда не оставляли ее своим вниманием, и она привечала многих из них, угощала чаем, вовлекала в оживленные разговоры, заканчивая почти каждое свое утверждение словом «Capito?» – «Понятно?». Свою единственную миссию она видела в поддержании огня вечной памяти об Эзре Паунде и в его защите от обвинения в фашизме и антисемитизме, и это была нелегкая задача, учитывая его выступления по радио с апологией Муссолини и тот антисемитский бред, который он нес в своих письмах.
Несмотря на почтенный возраст, Ольга была преисполнена решимости жить в Венеции, даже если это сулило ей одиночество. Превыше всего она ценила свою независимость. Мэри, жившая в трех часах пути, в Южном Тироле, испытала поэтому невероятное облегчение, когда Филипп и Джейн Райлендс подружились с Ольгой и проявили большую заинтересованность в ее благополучии. Они были молоды, блистательны, влиятельны и – что казалось очевидным – респектабельны. Их связь с Собранием Гуггенхайм, находившимся буквально по соседству от Калле-Кверини, удваивала их привлекательность в глазах Мэри.
Джейн и Филипп Райлендс души не чаяли в Ольге. Они посещали ее ежедневно, возили на обеды, приглашали на вечера, делали для нее покупки, заботились о бытовых мелочах и обеспечивали ее едой. В 1983 году Джейн организовала в отеле «Гритти» семинар на тему: «Эзра Паунд в Италии», где выступили три члена «другой семьи Паунда»: Ольга, Мэри и сын Мэри Вальтер. Через два года Джейн организовала – тоже в «Гритти» – гала-концерт по случаю девяностого дня рождения Ольги.
Казалось, Джейн и Филипп Райлендс были готовы сделать для Ольги решительно что угодно. Зимой они покупали дрова у Гуггенхайм; после наводнения они очистили пол первого этажа дома. Если возникала проблема – протечка, засор канализации, расплавление предохранителя, – Ольга знала, что может рассчитывать на Джейн Райлендс, которая быстро и умело справится с любой неприятностью. Со временем, однако, появились признаки постепенного превращения заботы Джейн Райлендс в контроль.
В 1986 году Ольга предложила молодому американскому художнику Винсенту Куперу стол и кров в доме 252 по Калле-Кверини в обмен на роспись арок и колонн первого этажа в стиле тромплей. Ольга хотела, чтобы стены выглядели так же, как до войны, когда она жила в доме с Паундом. Роспись была смыта после конфискации дома. Куперу предстояло жить на верхнем этаже, где прежде был кабинет Паунда и спальня маленькой Мэри.
– В то утро, когда я приехал, – рассказал мне Купер, – в дом явилась миссис Райлендс и, громко топая, поднялась ко мне наверх и очень ясно дала мне понять, что для нее мой приезд нежелателен. Она подошла ко мне, скрестив руки на груди, и, глядя мне прямо в глаза, сказала, что я приехал в дом крупнейшего литератора двадцатого века. «В доме находятся очень важные и ценные предметы, – пояснила она, – и, если что-нибудь пропадет, то обвинят в этом вас… а я не думаю, что вам это надо».
Далее она сказала мне, что договорилась о написании портрета Ольги именно в этой комнате, «одним выдающимся лондонским художником, который приедет очень скоро». Она принялась перетаскивать на четвертый этаж разнообразные вещи: книги, скульптуры, предметы, – и расставлять их как фон для портрета Ольги. Она посоветовала мне съехать, но не говорить об этом хозяйке, потому что та непременно попросит меня остаться.
Когда миссис Райлендс ушла, я спустился вниз и сказал Ольге, что уезжаю, поскольку миссис Райлендс не хочет, чтобы я находился в доме. «Вы этого не сделаете! – закричала Ольга. – Это мой дом, и это я пригласила вас сюда! Как смеет Джейн Райлендс что-то вам приказывать! Кроме того, я не хочу никакого моего портрета!» Она настояла, чтобы я остался, закончил настенные росписи и в любом случае находился здесь, «пока какой-то незнакомец будет писать портрет».
Потом раздался звонок в дверь. Это приехал портретист, сэр Лоуренс Гоуинг. Он так сильно заикался, что Ольга не понимала ни слова, и это страшно ее расстраивало. Я помог Гоуингу перетащить наверх его вещи, и, увидев приготовления миссис Райлендс, он сказал: «Я сам выбираю композицию портретов! Реально! Эта Джейн Райлендс – всего лишь менеджер!» После этого я покинул дом.
Когда ранним вечером я вернулся, Гоуинг уже ушел. Он значительно продвинулся в работе над портретом, но поместил Ольгу в другой угол комнаты и полностью проигнорировал инструкции Джейн. Ольга была окружена на портрете не предметами, подобранными Джейн, а моими пожитками, включая чемодан и паспорт. Часть моей росписи тоже стала фрагментом портрета – она обрамляла голову Ольги.