Город Победы

– Когда я бываю на улицах, где живут чужеземцы, – начала она, – то испытываю зависть. Они просто приходят и уходят, никаких уз, никаких обязанностей, никаких ограничений. Они рассказывают истории отовсюду, и я уверена, что, когда они уезжают куда-то в другое место, мы тоже становимся историями, которые они рассказывают тамошним людям. Даже нам они рассказывают истории о нас самих, и мы верим им, даже если они переворачивают все с ног на голову. Как будто у них есть право рассказать всему миру историю всего мира, а после… после просто взять и уехать. Так вот. Вот моя глупая идея. Я хочу быть чужеземкой. Прости, что я такая дура.

– И такая дочь была у меня тоже, – ответила Пампа Кампана. – И знаешь что? Она сделалась чужеземкой и, я думаю, была счастлива.

– Ты этого не знаешь? – удивилась Тирумаламба.

– Я потеряла ее, – ответила Пампа Кампана, – но, возможно, она нашла себя.

Она положила руку царевне на колено.

– Ступай и разыщи перо чила, – велела она.

– Перо? Зачем?

– И надежно его спрячь, – сказала Пампа Кампана.

– Говорят, ты прибыла сюда в обличье птицы, – благоговейно произнесла Тирумаламба.

– Вернемся к работе, – распорядилась Пампа Кампана.

Но до того, как начать снова диктовать, добавила:

– Я знавала чужеземцев. Даже любила одного или двух. Знаешь, что в них разочаровывает больше всего?

– Что?

– С виду они все совершенно одинаковые.

– Могу ли я задать тебе тот же вопрос, что ты задала мне? – поинтересовалась Тирумаламба. – Есть ли что-то, на что ты надеешься, чего хочешь? Конечно, я знаю, что ты потеряла возможность видеть, прости, еще одна глупость с моей стороны. Но все же – какое-нибудь тайное желание?

Пампа Кампана улыбнулась.

– Благодарю, – ответила она, – но время моих желаний ушло. Теперь все, чего я хочу, – это мои слова, эти слова – все, что мне нужно.

– Тогда, что бы там ни было, – сказала Тирумаламба Деви, – давай вернемся к работе.

Когда все достигло точки кипения, шел сезон дождей. Ранним утром Алия Рама Райя завтракал с женой в своих личных покоях в Лотосовом Дворце, они ели в молчании, слушая обманчиво веселую мелодию дождя и не разговаривая из-за присутствия слуг. Когда они закончили есть и пить, Алия прошел через все комнаты и убедился в отсутствии ненужных ушей, лакеев-болтунов или служанок-сплетниц. Только после этого он наконец заговорил.

– Я едва могу разговаривать с этим человеком, – признался Алия царевне Тирумаламбе Деви. – Его уровень мышления сводится к жестокости. Он думает так же, как ест, то есть, скажу тебе, как свинья.

Хрупкое, как натянутая струна, соглашение о разделе власти между жестоким царем Ачьютой и его коварным соперником Алией не устраивало обоих мужчин, их спор длился годы и тянул Биснагу в двух противоположных направлениях, что не устраивало никого.

Тирумаламба ответила осторожно.

– Мадхава Ачарья говорит, что он очень печется о Боге, разве нет?

– Да, – ответил Алия, – но он ничего не понимает. Мы хорошие, они плохие – так можно суммировать его понимание религии. При этом, я подозреваю, в душе он боится их. А теперь, когда новые они – эти Моголы – поднимают голову на севере, он боится еще больше.

– Но у нас в Биснаге они повсюду, – заметила Тирумаламба, – во многих домохозяйствах есть их молельни, они живут среди нас, они наши друзья и соседи, наши дети играют вместе, и мы говорим, что мы сначала принадлежим Биснаге, а уже потом – Богу, разве не так? Мы говорим так. Некоторые наши главные генералы – тоже они, да? И в Пяти Султанатах, там тоже повсюду мы. Высокопоставленные особы, лавочники, все. Даже жены у некоторых из них тоже мы.

– Мне удалось установить дружеские отношения с Пятью Султанами, – поделился с ней Алия. – Похоже, они боятся Моголов даже больше, чем Ачьюта, и это при том, что Бог у них один. Я пытался втолковать Ачьюте, что Бог – это не вещь. Быть не завоеванным и уничтоженным, а могущественным и свободным – суть в этом, и для султанов, и для нас. Но он твердит лишь одно Калиюга, Калиюга, над нами нависли темные времена, приближаются демоны, и нам нужно молиться Господу Вишну, чтобы он явился и избавил нас от страданий, которые несет с собой Тьма. Мы должны молиться, чтобы, когда мы сражаемся против них, с нами пребывала его сила и мы смогли сокрушить их всех. Все равно что четырехлетний ребенок возьмется трактовать священные книги. “Сокрушить их всех?” Было бы глупо совершить это, даже если бы оно было. “Сокрушить их всех” – все равно что позвать: прошу вас, приходите прямо сейчас и сокрушите меня. Я разговариваю с султанами уважительно, чтобы и речи не было обо всяких сокрушите-задушите.

– А что он об этом говорит? О твоем… “разговариваю-приговариваю”?

– В последнее время мы мало говорим друг с другом. Это тоже скверно. И вот моя идея. Я пригласил Пятерых Султанов в Биснагу в качестве наших гостей, они могут стать медиаторами между мной и Ачьютой.

– Однако, супруг мой, прошу прощения, разве это не ужасная идея? Мы будем выглядеть такими слабыми, да?