Город под куполом

Её можно бы было назвать красивой, если бы только она не была уродливой карлицей. Но это, конечно, на вкус Авеля. У женщины были две руки, две ноги, и голова со ртом и всем тем, что необходимо иметь каждой благовоспитанной женщине. Всё увиденное позволяло причислить даму к породе человекообразных, а то есть – таких как сам Авель. Если бы не чрезмерная бледность. Кожа её походила на тончайший пергамент, вымоченный в болотной жиже: с выделяющимися венками и капиллярами, местами отшелушивающаяся и отдающая нездоровой синевой. Глаза закрыты, но даже в закрытом положение становилось заметно, насколько они огромны – чуть ли не в два-три раза больше, чем у Авеля. Ростом она была на двадцать сантиметров ниже, чем сам агент. Из одежды на женщине оставались изрядно порванный и потасканный джемпер из явно синтетической ткани, плотные синие джинсы, прозрачный шарф, перетягивающий горло, и, взрезавшая кожу возле виска, заколка для волос. Ноги защищали грязные белые кроссовки тридцать восьмого размера. Волосы каштанового оттенка, взлохмаченные и нечёсаные, струились по щекам и ниспадали на плечи. Нос был маленький, немного вздёрнутый кверху, а губы, со следами помады и укусов, не очень пухлые, выгодно подчёркивающие ямочку на подбородке. Женщина сидела, привалившись спиной к каменному валуну. Пальцы с изломанными ногтями впивались в дёрн, а по губе стекала струйка крови.

Она была без сознания, но дышала – Авель видел, как вздымается и опадает то место, где у девушек обычно располагается грудь. Да, природа обделила несчастную даже маломальским бюстом, поэтому на Сэл-о её бы приняли даже не за малолетнюю нимфетку, а скорее за ребёнка мужского пола.

Авель расстегнул карман с ампулой адреналина и подошёл ближе.

Как же давно он не прикасался к женскому телу. Едва он об этом подумал, как в пригоршне появился чуть ощутимый зуд. Старшая сестра ревновала или же это подсознание Авеля выкидывало шутки?

– Айо, – вполголоса окликнул он.

Веки женщины задрожали, и она открыла глаза.

Авель поспешил дружелюбно улыбнуться и показать ладонь правой руки, подчёркивая смирение и доброжелательность. Ещё бы не хватало, чтобы первый контакт с аборигенами развалился из-за недостойного мужского желания, мельком возникшего у него в голове. А женщины любой цивилизации чувствуют такие вещи, как понимал Авель, на запах.

Землянка всхрипнула и слегка подалась назад. Но, так как позади неё продолжал находиться глупый камень, получилось, что она пытается вползти на него спиной. Авель не шевельнулся, и женщина, облизнув губы, сплюнула красноватую сухую слюну. Плевок медленно потянулся вниз, но земли не достиг, прилипнув к подбородку.

Бедняжка отвела взгляд от Авеля и вдруг, содрогаясь от беззвучных мучительных рыданий, поползла по земле, не в силах подняться на ноги. Она протягивала руку вверх и хрипела какое-то слово, которое Авель не смог определить на слух, но оно было созвучно со словом «сурья», что на каком-то земном диалекте означало «солнце».

Проанализировав реакцию женщины, Авель решил, что она слишком долго пробыла в плену каменной расселины, возле которой они встретились.

Землянка же продолжала, захлёбываясь бесслезными рыданиями, протягивать руку к солнцу и лепетать. В тоне её голоса слышалась и нежность, и отчаяние, и бесконечное счастье, как если бы раб с орбитальной станции впервые лишился своих пут и оказался на свободе, не понимая при этом, что с ней делать.

Спустя минут пять причитаний женщина уронила голову на грудь и затихла, стоя на четвереньках. Тогда только Авель решился подойти и положить руку ей на плечо.

Землянка вздрогнула и повернула к нему голову.

– Где моя дочь! – прохрипела она.

Глава 5

Сто восьмая

Сто один, сто два, сто три, сто четыре, сто пять, сто шесть, сто семь…

Сквозь прикрытые веки можно было увидеть, как скатываются золотые крупицы в тяжёлых бронзовых часах, поблёскивающих в дальнем углу. Бронза как застывший, законсервированный солнечный свет, металл тёплый и мягкий, впитывающий нежность прикосновений.

Стена напротив кровати, когда думала, что никто на неё не смотрит, осторожно и пугливо выступала вперёд, позволяя внутренним спрятанным доселе инкрустациям проявиться и сложиться в причудливый узор, в точности повторяющий карту города во всём его великолепии.