Город поэта

В парках Пушкин встречался со знакомыми. Дочь известного художника графа Фёдора Толстого рассказывала: «В царскосельском саду, около самого спуска без ступеней, было в том году излюбленное царскосельскою публикою местечко, что-то вроде каменной террасы, обставленной чугунными стульями, куда по вечерам тамошний beau-monde (высший свет) собирался посидеть и послушать музыку. В один прекрасный день на этой террасе собралось так много народу, что даже не достало стульев двум пожилым дамам. Я, как девочка вежливая, приученная всегда услуживать старшим, сейчас же сбегала в сад, захватила там ещё такие два стула и подала их барыням. Папенька с Пушкиным в это время стояли недалеко от террасы и о чём-то разговаривали. Вдруг Александр Сергеевич схватил отца моего за руку и громко воскликнул: „Граф, видели вы, что девочка сделала?“ — „Что она сделала?“ — „Да вот такие два чугунные стула подхватила, как два пёрышка, и отнесла на террасу“. Папенька позвал меня и представил Пушкину… „Очень приятно познакомиться, барышня, — крепко пожимая мне руку, смеясь сказал Александр Сергеевич: — а который вам год?“ — „Тринадцать“, — ответила я. „Удивительно!“ И они оба с папенькой начали взвешивать на руке тяжёлые чугунные стулья, потом заставили меня ещё раз поднять их. „Удивительно! — повторил Пушкин. — Такая сила мужчине впору. Поздравляю вас, граф, это у вас растёт Илья Муромец“».

Прогулки, встречи с немногочисленными знакомыми несколько разнообразили уединённую размеренную жизнь, которая чрезвычайно нравилась Пушкину. «Мы здесь живём тихо и весело, будто в глуши деревенской; насилу до нас и вести доходят…»

Но подобная жизнь продолжалась недолго. «Индийская зараза» — холера, которая бродила по полуголодной огромной и нищей России, добралась до Петербурга. Царское Село, куда не дошла ещё эпидемия, оцепили. Всюду установили карантины. Выезжать и въезжать дозволялось лишь по особому разрешению. Письма приходили проколотые и окуренные. И вскоре — неприятная для Пушкина новость: спасаясь от холеры, Николай I и двор его бежали из Петергофа в Царское Село.

Тихая жизнь кончилась.

«Двор приехал, и Царское Село закипело»

В начале июля Пушкин с досадой писал Плетнёву: «Двор приехал, и Царское Село закипело и превратилось в столицу».

Теперь на широких царскосельских улицах было словно на Невском проспекте — кареты, шитые золотом мундиры, роскошные туалеты знатных дам.

В аллеях старинных парков прогуливались отныне не только простые смертные, но и само «августейшее семейство»: царь Николай I — рыжеусый, рослый, бравый, с тяжёлым взглядом оловянно-серых навыкате глаз — и царица, его жена, бесцветная Александра Фёдоровна.

Пушкин с Натальей Николаевной встречали их не однажды. Красота Натальи Николаевны была сразу замечена. Сестра Пушкина, Ольга, писала мужу: «Моя невестка очаровательна; она вызывает удивление в Царском, и императрица хочет, чтоб она была при дворе».

И на Пушкина обращено было «высочайшее» внимание. Как-то, встретившись с ним в царскосельском парке, Николай спросил поэта, почему тот не служит.

— Я готов, но, кроме литературной службы, не знаю никакой.

Тогда царь, надеясь «приручить» Пушкина, предложил ему должность историографа. Ту, что ранее занимал покойный Карамзин. Должность была почётной, давала постоянное жалованье. А Пушкин был небогат, жил своим трудом и теперь, женившись, особенно нуждался в деньгах. «Женясь, — говорил он, — я думал издерживать втрое против прежнего, вышло вдесятеро». Казённое жалование, пять тысяч рублей в год, было очень кстати. К тому же — и это особенно привлекало — должность открывала доступ во все государственные архивы и давала возможность писать «Историю Петра I», о чём Пушкин мечтал. «Нынче осенью займусь литературой, а зимой зароюсь в архивы, куда вход дозволен мне царём», — сообщал поэт друзьям.

Летом Пушкин писал немного. Ждал осени. Осень он любил. И погожую, сухую, с холодными утренниками, с серебристой изморозью на ещё зелёной траве, и дождливую, серую, с туманами и ветрами. Осенью хорошо работалось. К тому же он надеялся, что в эту пору Царское Село опустеет и вновь превратится в спокойный городок.

Холера шла на убыль, и была все основания предполагать, что двор здесь не задержится.

Но пока что, летом, в Царском Селе было шумно и людно. «Царское Село оглушительно», — жаловался Пушкин. Хорошо ещё, что среди великосветской толпы имелись люди, с которыми приятно было встретиться и потолковать по душам.

Вместе с двором приехал Жуковский. Приехала приятельница Пушкина — фрейлина императрицы, смуглая, черноглазая красавица Александра Осиповна Россет — «черноокая Россети», как называл её Пушкин. Он ценил в молодой и красивой фрейлине здравый ум, простоту, образованность. Он любил с ней беседовать, читал ей свои стихи.

Позднее Россет рассказывала: «Когда мы жили в Царском Селе, Пушкин каждое утро ходил купаться, после чая ложился у себя в комнате… По утрам я ходила к нему. Жена его так уж и знала, что я не к ней иду.

— Ведь ты не ко мне, а к мужу пришла, ну и поди к нему.