Город шаманов

– Посмотрим, – сказал лопарь и приложил раскаленное лезвие к плоти худого плеча. Девушка смотрела на него, не моргая. В глазах собирались слезы. Зрачки расширились, поглощая радужку. Но на лице не дрогнул ни один мускул. И у этой никаких эмоций. Что за семейка! Крупная слеза сорвалась с края глаза и покатилась по щеке девушки. Место ожога почернело. Запахло горелой кожей и мясом. Старик спокойно перевернул лезвие ножа другой стороной и надолго приложил оружие к левому плечу внучки. Гася огонь о человеческое тело. Я невольно привстал на локте и вытянул руку, не в силах сказать слово.

Истязание продолжалось. Девушка открыла рот и вытянула розовый язык. Старик быстро приложил к нему горячее лезвие и отбросил от себя нож. Лопарка покачнулась. Язык не убрала. Глаза ее затуманились, но она так же смотрела вперед, не моргая. Старик нарисовал колотушкой круг пред ее лицом, прошептал тихие слова, плюнул и, взяв в руки бубен, выбил дробь, заунывно запевая новую песню чужой жизни. С первым гулким одиночным ударом девушка пришла в себя. Покачнулась. Нерешительно потрогала себя руками. Спрятала язык. Достала тряпицу из миски, выжала воду и принялась обтирать плечи. Медленно, но всё так же, не сводя глаз со старика. Певец на нее не смотрел, потеряв всякий интерес. Прикрыл глаза, входя в свой транс. Я сел. Опустил руку. И не сводил глаз с чужих голых плеч. Вода струилась по смуглому телу, затекала крохотными озерцами в глубокие ложбинки ключиц. Оставляла бороздки грязи от копоти на коже. Девушка ловко ловила темные капли тряпицей, растирала и совершенно не боялась прикасаться к местам ожога.

Перед тем, как она успела натянуть на себя волпи, я заметил, что следов страшных ран нет, и кожа невинно чиста, как и вначале истязания.

– Так, значит, тебя зовут не Тотем, а Гейду.

Девушка медленно повернула голову в мою сторону. С секунду смотрела сквозь меня, видно отходила от процедуры, потом достала чистую миску, налила в нее похлебку и придвинулась ко мне, протягивая угощение.

– Дедушка говорил, что ты вернешься. Морок тебя отпустил?

Я пожал плечом. Не знаю, о чем она говорила, но чувствовал я себя превосходно и хотел есть. Посмотрел в миску. На всякий случай спросил:

– Без ложки?

– Это же суп с куропатками. Конечно без ложки.

– Спасибо, – сказал я и подумал, что, в самом деле, ложка для супа действительно не нужна. – Дедуля есть не будет? Будет петь?

– Будет петь, – эхом отозвалась Гейду, и я вдруг понял, что это тоже не имя. Холодком обдало сердце. Оно сжалось, дернувшись. Боря внезапный испуг, спросил:

– Долго?

– Может быть два дня. Может быть три.

– А потом?

– Потом будет есть.

– Два дня? – я усмехнулся и прикрыл лицо миской.

– Нет, – девушка серьезно покачала головой. – Два дня будет спать.

– Хорошо у вас: поете, едите и спите.

– Зима, – лопарка пожала плечом. – Теперь время пойдет быстрее, – и она странно посмотрела на меня. Оценивающе. С легким прищуром. Сурово и без улыбки. Я слегка подавился супом и какое-то время не отнимал миску от губ, думая, что она имела в виду.

Долго ловил пальцами куски куропаток. Наконец, осмелился посмотреть на хозяйку вежи. Столкнулся с немигающим взглядом. Да, от такой вряд ли убежишь. Да и зачем? Отложил от себя миску. Вытер руки о шкуру.

– Так у тебя есть имя?

– Много.

– Мне нужно одно.

– Истинное?

– Любое.

– Карху[18].

Признаться, Гейду мне понравилась больше, но называть так девушку, я не рискнул. Не очень красавицам нравилось, когда их называют ведьмами, а гейду – это ведьма, перевод простой и недвусмысленный. Хотя и «медведем» мне тоже звать ее не хотелось. Совсем не девичье имя. Есть над чем задуматься. Что выбрать из двух зол? Медведем сама представилась, а про ведьму уже сделал вывод я. Ладно. Мишка так Мишка – Михайло. Или, может, Михаила?

– Тебе больно?

Взгляд ее изменился. Словно ожил. Глаза наполнились влагой.

– Теперь нет.

– Покажи, – попросил я. Она колебалась секунду, потом, расшнуровавшись, стянула волпи, оголяясь по пояс. Мне пришлось приложить усилия, чтобы начать рассматривать плечи.

Пение у лопаря изменилось, как и удары в бубен. Я вспомнил, что он есть, и кивнул, глядя на чуть покрасневшую кожу. Ожогов не было. Слов не находилось. Девушка медленно оделась. Долго томительно зашнуровывалась. Нехотя. Боролось с каждой тесемкой.

– Покажи язык.

– Нет.

Я немного опешил.

– Почему?! Мне кажется, я видел уже многое и могу посмотреть на язык!

– Тебе кажется! Нет.

– Жадина, – задумчиво протянул я, пораженный в самое сердце.

Гейду торжествующе поморщилась и, убирая миску, близко наклоняясь ко мне, слегка показала кончик языка. Конечно, сделала она это не специально. Но разглядеть я ничего не успел.

– Карху, что это было? Зачем тебя дедушка мучил?

Девушка замерла у очага, распрямила спину. Обернулась.

– Ты разве не понял?

– Признаться, меня возмутили его действия. Я был полон решимости вмешаться и задать ему трепки, хоть и не бью стариков! Ждал, когда ты уже свалишься в обморок!

– Хорошо, что не вмешался. Тебе повезло.