Михаил загрёб к спасительной повозке, но когда до неё оставалось меньше метра, силы снова покинули его и он снова пошёл ко дну, задыхаясь и захлёбываясь. Всё, что он успел сделать, так это выпрямить руку вперёд, как-бы пытаясь уцепиться за небо. Один из людей на повозке увидел его, можно было даже подумать, что он его ждал. Человек схватил его руку, потянул к себе. И снова голова Михаила показалась на поверхности водной глади.
Лёд перестал трескаться, но спасательные островки и повозки расплывались, людям становилось всё меньше места, борьба шла всё ожесточённее и ожесточённее. Та же ситуация была и с повозкой — много желающих было взобраться на неё и переждать эту смертельную сечу, но никому не давали взобраться эти трое стражников, негласно объединившихся между собой, не дающих залезть на спасительный плот остальным.
Человек на повозке достал что-то острое из кармана, притянул Михаила за рукав поближе и сказал:
— Ты думаешь, Миш, я не знаю, кто стрелял? Ты думаешь, я не знаю, кто это всё сделал? Ошибаешься, — и перерезал ему горло. Тёплая густая кровь фонтаном хлынула в ледяную воду. Труп Михаила пошёл ко дну.
Вдруг ко льдине Петра начали подплывать всё новые и новые люди, часть из которых были уже с синими лицами, окоченевшие и почти трупы, но другие ещё очень даже свежие. Все они уже, скорее всего, в будущем умрут от пневмонии или ещё чего, но верить им самим в это никак не хотелось. Да Пётр и сам бы не поверил. Боролся бы до конца. Хотя бы ради дочери.
Крюк ему бы сейчас очень пригодился, ну или хотя бы обе ноги, но у него была всего одна и её ну просто категорически не хватало на всех тех, кто брал его спасительный островок на абордаж. Он пытался отпинываться одной ногой, бил людям по их лицам, но кто-то из тонущих вдруг схватил его ногу и прижал ко льду собственным телом — теперь Пётр не мог двинуть даже ею. Лавина попытался высвободить первую ногу, но ничего не получилось. Обе его ноги оказались обездвижены, а оружия под рукой никакого не оказалось.
Сначала один, а потом второй, люди по очереди взбирались на спасительный кусок льда. Он просил их не делать этого, молил доплыть до другой льдины, хотя бы попытаться, а когда додумался попросить людей на повозке кинуть ему верёвку, то было уже поздно. Произошло то, чего он так боялся. Мужчина успел задержать дыхание. Льдина не выдержала и перевернулась.
Он всем своим весом рухнул в ледяную воду, вместе с перевёрнутой льдиной. Его одежда начала быстро намокать. Но что самое главное — он не мог всплыть на поверхность. Его нога, застрявшая во льду, не давала ему это сделать. Если раньше её держало вверху, всё же давая ему возможности для манёвров, то теперь дно вцепилось в неё мёртвой хваткой.
Пётр заколотил по льду снизу голыми кулаками, кричал людям, пытаясь пробиться сквозь водную толщу, но те боролись за собственные жизни, за свои места на спасительной льдине. Он бил по льду кулаками в истерике, просил помочь, но его уже никто не слышал.
Вода спазмами сдавливала горло, вздувала лёгкие изнутри, не давая сделать и глотка драгоценного воздуха. Он бесполезно дёргал ногой, пытаясь её высвободить, но ничего не получалось. Он смотрел как люди снова и снова взбираются на его островок, борясь за спасительное место на этом плоту.
Ему пришлось выдохнуть весь воздух, чтобы не потерять сознание раньше времени, хотя держался он уже из самых-самых последних сил.
Вода давила на него со всех сторон. Лёгкие начало жечь огнём и он забился, закрутился вокруг себя волчком, поддался панике, тратя драгоценный воздух на ненужные движения. Он оказался сурово замурован подо льдом, без возможности всплыть на поверхность.
В конце концов Пётр не выдержал и сделал глубокий вдох. Ледяная вода хлестанула его в ноздри, заполнила лёгкие.
Он открыл рот в последнем беззвучном крике, вытаращив от страха глаза, вдохнул ещё раз, последний раз ударив кулаком об лёд, и потерял сознание.
Расслабленная нога выскользнула из ледовых зазубрин дна, которое держало его под водой, тело человека оказалось свободно и он пошёл ко дну вместе с всеми остальными.
— Папа, — прозвучал тоненький детский голосок, точно мяуканье новорождённого котёнка.
— Да, доченька, — отозвался Пётр.
— А я ждала тебя, — призналась она.
— Ждала? Как долго?
— Долго. Смотрела за тобой. А пошли поможем дяденьке.
— Какому дяденьке?
— А вон, — она нежно взяла его за руку и указала направление. — Твой друг Эмиль заблудился и потерялся в метели. Пошли поможем ему.
— Пошли, доченька. Я люблю тебя.
— И я люблю тебя, папочка.
Глава 8 | Смерть Эмиеля
Они попрощались с Петром. Эмиель обернулся, бросив на него последний взгляд. Он по прежнему помнил то, как видение в виде него и его дочери спасло ему жизнь.
Вьюга укрывала изрядно занесённые снегом палатки снежной бахромой. Они вдвоём, шедшие на смерть, прорезали платочно-костровые ряды, шли вперёд, через весь лагерь, от изголовья и в сторону хвоста.