Мы спускались с холма при раннем утреннем движении. Людей было едва ли больше, чем предыдущим вечером, но теперь было дневное освещение, и белые и желтые туники казались очень яркими. Впереди и позади нас было больше запряженных быками повозок, некоторые были пусты, но некоторые везли группы рабочих с сельскохозяйственными инструментами. Инструменты по большей части были деревянными — только некоторые имели металлические лезвия и зубья.
То ли потому, что мы спускались с холма, то ли потому, что животные непроизвольно шагали быстрее, но у нас не заняло много времени выбраться из города. Я извлек не слишком много нового, разглядывая удивительные стены, поскольку оглядывался через плечо, чтобы рассмотреть пиктограммы, проезжая через каждые ворота накануне.
Сразу за городом быки были переведены на шаг, который должно быть был их вариантом рыси, и мы стали покрывать расстояние значительно быстрее, чем до этого. Но даже теперь я не сомневался, что животные могли бы бежать значительно быстрее, если бы их подогнали. На меня произвело впечатление их сила и готовность к послушанию, но несколько беспокоило то, каким образом это было достигнуто. До какой степени паразит изменил их поведение? И до какой степени «компаньон», едущий на шее моего скакуна взаимодействовал — и возможно управлялся — с другими компаньонами других хозяев? Похоже, что это трудно будет выяснить, если и паразит и его хозяева являлись табу.
Темный человек терпеливо сопровождал нас. Он не произносил ни слова, а Натан не пытался задавать ему какие-либо вопросы. Возможно потому, что все его мысли были сосредоточенны на возвращении на корабль и ни на чем другом, или потому, что он не мог вести своего скакуна достаточно близко к животному темнокожего человека, чтобы легко было поддерживать беседу.
Когда мы добрались домой, Карен, Конрад и Линда все спали. у них не было наших проблем, если не считать того, что они могли бы быть так любезны, чтобы лишиться сна от беспокойства за нашу судьбу. Мы не стали сразу будить их немедленно, а сперва достали несколько тюбиков с жидкой пищей, чтобы выдавить их сквозь фильтры. Мариэль повезло — после внешнего обеззараживания она смогла снять свой костюм и поесть немного настоящей пищи.
Я предоставил Натану все рассказать остальным. Он изложил все по пунктам, не слишком утруждая себя комментариями и отступлениями. Закончил он словами:
— Очевидно они не опасаются нас. Они дают нам возможность улететь, не смотря на то, что должны хорошо себе представлять, как эта ситуация видится нам. Они просят возможности объяснить… И я не совсем уверен, относится ли «они» к людям или к штукам, сидящим на их спинах. В любом случае, мы, возможно, предоставим им этот шанс. Нам нужно узнать больше. Мы должны остаться… по крайней мере, на двадцать дней.
— А затем? — Спросил Конрад.
Я огляделся, чтобы посмотреть не станет ли кто-нибудь спорить. Никто не стал.
— Это зависит от того, что мы выясним за это время, — сказал я. — Ты серьезно рассматриваешь возможность подвергнуть одного из нас заражению этой штуки? — Спросила Линда.
— А почему нет? — Ответил я. — Мы можем справиться с инфекцией, если потребуется. И их верховный прав. Единственным способом, каким мы, скорее всего, сможем понять, полностью и точно, что здесь произошло, это испытать это.
— Надеюсь, ты вызываешься добровольцем? — Сказал Линда.
— Возможно, — сказал я, не давая себя сбить. — Если ситуация покажется подходящей, возможно я и соглашусь.
— Ты слишком торопишься, Алекс, — вмешался Натан. — Давайте не будем начинать карабкаться по короткой соломинке, пока не предоставится возможность. Нам нужно решить еще кое-что кроме этого.
— Но мы безусловно остаемся, — сказал я. — Это уже решено.
— Не то, — возразил он. — Что нам нужно обсудить, так это — как мы можем подступиться к выяснению того, что нас интересует. Говоря прямо, вопрос состоит в следующем: имеем ли мы дело с чужим разумом, манипулирующим человеческими телами, или с человеческим разумом, который был пассивно изменен, или с человеческими разумами, которые находятся в содружестве с чужим разумом, или что там еще? Я спрашиваю не то, с кем мы имеем дело… Я спрашиваю, как мы можем выяснить это.
Последовало томительное молчание. Это был, конечно, определяющий вопрос. Как можно отличить марионетку от свободного агента? Как можно отличить пассивную модификацию от активного управления?
— Нам не разрешается анализировать никакой материал паразита? — Сказала Линда, задавая вопрос для уточнения.
— Никакого вреда ни одному из хозяев, — добавил я.
— В таком случае, — сказал Конрад, — все, что мы имеем, это косвенные измерения и задаваемые вопросы. Можем мы использовать что-то вроде энцефалографа, чтобы обнаружить электрическую активность внешней массы паразита?
Я пожал плечами. — Предположим, что это является псевдонервной тканью… и обладает электрической активностью. Это не скажет нам, является ли оно независимым.