Город, стоящий у солнца (СИ)

Дней, по-видимому, к тому времени прошло немало — по крайней мере непочатых бутылок в трюме больше не было. Впрочем, это никому не мешало — Найт превращала воду в вино простым дуновением. Она, кстати, тоже оттаяла. Рассказывала нам как хорошо быть куратором, как она любит эту работу. Вот она и впрямь была из «духов злобы поднебесной» — и гордо демонстрировала два жутких параллельных шрама, портивших гладкую как бархат спину.

— Это когда падала… Там когда-то крылья были, — и она забрала у кого-то гитару и сыграла незнакомую песню про небо, крылья и падших ангелов. На вопрос «чьё это?» ответил, что немного удивило всех, Гром:

— Это же Катарсис, Крылья! С альбома Крылья…

Было, явно было много чего ещё — но всё куда-то спряталось, утонуло в безднах подсознания. Суккубы? Что-то такое встретилось, помню. Кажется, на второй день пьянки. Госпожа Найт открыла куда-то портал, оборвав поток вопросов в духе «а нахрена мы на корабле вялимся?» коротким «так надо!». Из портала появилось изрядно народу, человек двенадцать, шесть стройных, подтянутых, в меру накачанных девушек, с красивыми ногами, высокой грудью, упругой попой, рыжие, брюнетки, блондинки — и столько же спортивного вида молодых мужчин. На каждого из нас, кроме Грома приходилось по трое гостей, его же увела в свою каюту госпожа куратор. Они были вежливы, милы, их прикосновения — поначалу — нежны и деликатны. Я не знаю, не помню, не видел, когда всё перешло от невинных игр к большему. Как Ира и Настя, нежившиеся в сильных руках демонов-массажистов, оказались под ними. Над ними. На них. Сначала поодиночке, потом с несколькими сразу. Не помню, как девицы, чьи лица не задержались в памяти, которые вот только что массировали мне плечи и целовали грудь, втроём, всеми тремя языками и шестью руками спустились ниже. Как над забросанной матрасами палубой раздавались стоны и звериное, неостановимое, от души рвущееся «ЕЩЁ!». Я не представляю, как получилось так, что блондинка-Настя, растерявшая все свои метательные ножи и одежду, стояла на коленях, поддерживаемая двумя инкубами, чьи жезлы (и это не преувеличение) занимали её руки, ещё один лежал под ней, а четвёртый брал её сзади. Она плакала, звала на помощь, просила о пощаде? Нет. «ЕЩЁ!» Как она улыбалась, когда я подошёл к ней, и, намотав белые волосы на кулак, дал ей «ещё». Как моралист, с утра рассуждавший о недопустимости секса «не по любви», взял Иру, отогнав в сторону одного из инкубов. И я не слышал ни слова возмущения, ничего, кроме звериного рыка, когда оставшийся незанятым демон вошёл в него самого.

Когда я пытаюсь вспомнить всё, каждый раз в памяти всплывают новые детали. Кто, кого, куда, сколько раз. Ночь, день, ночь… Странное зелье, которое щедро подливали нам в вино, заставляло нас не чувствовать усталости, голода, холода, вставать раз за разом и кончать снова и снова как в первый раз. Видимо, оно же не позволяло остаться на наших телах никаким следам и ранам. Кровавые рубцы от появившихся на палубе под утро плетей зарастали за считанные секунды, укусы и царапины едва успевали проявиться, и тут же таяли. Я не знаю, как шёл корабль, сам по себе, не иначе, будто все паруса и моряки-безымянные, вся предыдущая неделя были лишь бутафорией. Не знаю, сколько раз я взял Иру, Настю, каждую из шести девушек-суккубов, не считал, сколько раз моё семя проливалась им на лицо и груди, на спину, живот. Сколько раз я кончал в них. И сколько раз, под занавес этого чудовищного вступительного экзамена, когда в сознании граница между мужским и женским телом уже стёрлась, я трахнул кого-то из инкубов — или принял в себя. Не хочу знать.

Лишь когда всё зелье кончилось, а демоны скрылись в портале, дурман начал спадать. Мы ломанулись толпой к каюте госпожи куратора, забарабанили в дверь… Чего мы тогда хотели? Объяснений? Извинений? Ответа как жить дальше? Что ж. Она ответила — не выходя из каюты. Голос её гремел будто бы не в ушах даже, а сразу в моей голове:

— Никто ничего с вами не «сделал». Вы — такие. Стоило только немного помочь, подтолкнуть, освободить вас от ограничений ветхой морали — и вы раскрылись. Вот она — свобода! Вот, какие вы на самом деле! Посмотрите в зеркало. Запомните это чувство. Наслаждайтесь! Никто не заставлял вас это делать — вы сами, — каждая фраза, каждое слово било как плеть. Расходились мы молча, стыдно было даже просто поднять голову и смотреть друг на друга. Потом, позже, отмывшись и переодевшись, мы с ребятами договорились считать, что всё это нам почудилось, это иллюзия, игры подсознания, приход от наркоты, и на самом деле ничего этого не было. Всё равно остаток плавания проходил в тишине и напряжении. При каждой возможности мы разбредались подальше друг от друга и всеми силами пытались остаться в одиночестве.

Стоит ли говорить, что я был счастлив, когда корабль наконец-то вошёл в порт?

========== Глава 3. Новый дом. ==========