Город, стоящий у солнца (СИ)

Комментарий к Глава 2. Обнажение.

Есть капельку насилия и капельку секса ^^

Но пока ещё всё такое, мягенькое, осторожное XD

Когда в очередной раз Гром под вечер проскользнул в личную каюту Найт, мы решили вмешаться. Нельзя же столько мучить человека просто за слова! Какими бы глупыми они ни были. Ира предложила попросить помощи у капитана — уж он-то должен иметь хоть какие-то рычаги давления на нашего куратора. Она, собственно, и говорила, а мы все: и Настя, и Саша-гитарист, и я — дружно поддакивали. Капитан ржал.

— Ребят, вам делать нефиг, раз ерундой занимаетесь? Тем более не обладая всей информацией…

— Какой-такой информацией?! Наш друг в беде!

— Да! Мы своих не бросаем!

— Надо же ему помочь, как-то.

— Он уже достаточно наказан!

— И вот вы действительно настолько дорожите парнем, которого неделю назад не знали, что готовы испортить всё веселье трёхсотлетнему демону? Во даёте!

— Да! Да. Да!

— Да нормально ему!

— Ага, мы видели…

— Нормально! Что вы пристали? Он сам с первой минуты на борту напрашивался. Мазохист хитрожопый обыкновенный: страдать хочет, страдать любит, но считает это дико постыдным и попросить стесняется, вот и доёбывает всех окружающих, чтобы его отпиздили! — прорычал, наконец, наш потенциальный помощник в деле вызволения Грома из лап госпожи куратора. Выглядело правдоподобно, и очень похоже на Громова, но отступать мы не собирались:

— То, что она делает — жестоко?

— Да что она такого делает-то? Воспитывает под себя, — он улыбнулся и достал из кармана серебряное зеркальце в оправе из чёрного железа,

— Щас покажу кое-что, смотрите салаги! — и, обращаясь уже к зеркалу, — капитанский доступ, оповещения не требуется, установить наблюдение за гостевой каютой!

Серебро потемнело, отразив богато убранную комнату, которая изнутри казалась больше, чем весь наш корабль снаружи, устланную шкурами хищных зверей, с тёмными деревянными стенами, увешанными картинами, столом, тумбами и стульями из чёрного дерева и огромной кроватью. На кровати, устланной чёрными шёлковыми простынями с серебряным узором, сидела госпожа куратор, раскрасневшаяся, как после горячей ванны, обмотанная в одно лишь полотенце. Где-то рядом в складках чёрного шёлка пряталась плеть, влажно блестевшая в отсветах свечей, и тяжёлый стек — не порнушная подделка из кожзама и пластика, а настоящий, из хорошей кожи и дорогого дерева — Ира не преминула это отметить. У ног нашей начальницы сидел наш боевой очкарик. Гром был наг, если не считать узкой полоски металла, охватывающей его шею. Он аккуратно опускал руки в сосуд с каким-то тягучим прозрачным эликсиром, растирал его в ладонях, и аккуратно массировал госпоже куратору ноги. Каждый пальчик, ступни, лодыжки… Время от времени Найт приподнимала ножку, и Гром останавливался, переставлял руки так, чтобы поддерживать её, и покрывал поцелуями. Медленно. Нежно. На лице его сияла счастливая улыбка. Мы глядя на это недоумённо молчали.

— Вот видите, — проворчал Капитан, отдав нам зеркальце и закурив свой вечный «беломор», — всё у него в порядке. Все довольны.

— Но это насилие! Его заставили! Это использование служебного положения в личных… — начал грозно вещать наш рокер. Он что же, большой моралист что ли?

— Это же ад! Порок и похоть, вас предупреждали и отговаривали! — рассмеялся Капитан снова, и добавил потом: — да и где тут, собственно, что-то «ТАКОЕ!» и страшное, а? Одна из самых безобидных и милых картин, что я видел.

— Она наиграется с ним и выкинет, — неожиданно-деловито осведомилась Ира.

— Да у девушки, я вижу, проявляется хватка. Нет, разумеется. Эх, вы ещё молоды, вы не понимаете, как дорог может быть человечек, которого ты подобрал таким зелёным и невинным, а потом сам развратил, научив тому, что тебе самому приятно. Белый лист, на котором пишешь только ты. Это удовольствие, мало с чем сравнимое, а человек потом будет идеально исполнять только твои прихоти, и никому другому он уже больше не подойдёт. Это редко. Мало кто умирает девственником, а уж к нам попадают и того реже.

— Это ещё почему? Я так понимаю, на этом корабле мы все «молоды и зелены», как Вы выразились, — возмутился наш железный моралист.

— Плавание длинное, вина в трюме много. Мало ли, какие симпатии друг к другу вы в себе откроете, — равнодушно зевнул кэп.

— Это всё мерзко и аморально! Я всех вас порицаю! — заявил наш Саша и решительно, гордо отошёл. Правда, недалеко, так, чтобы не выпускать из виду зеркальце и слышать разговоры. Да и обтягивающие джинсы изрядно мешали ему демонстрировать равнодушие. Я чувствовал, что и сам небезразличен к происходящему на экране, особенно, когда госпожа куратор скинула полотенце и начала ласкать себя, поэтому строить из себя моралиста я и не пытался. Говорить о морали, нравственности и принципах, подглядывая за уединившейся парой, было как минимум глупо.