Город, стоящий у солнца (СИ)

А наш очкарик и впрямь зажигал. Такое чувство, что он выплёскивал на этих летунов всю свою боль, унижения, всё, что слышал и «получал» во время ночных «бесед» с куратором. Один из пернатых, кстати, упал ему под ноги — и Гром вместо того, чтобы добить его сразу, поставил ногу ему на горло, прострелив предварительно обе руки, чтоб не дёргался. Руки он держал как-то странно: одна ладонь впереди, с тремя расставленными буквой W пальцами, правая — между ней и лицом. Только увидев, что ангел, влетевший в продолжение «этой линии» запылал и понёсся вниз, я понял, что это должно символизировать «корону» — совмещённые мушку и целик механического прицела. Я услышал резкий звук сзади, обернулся — и от неожиданности всадил в хитрого пернатого пять пуль кряду. И не убил, кстати! Все выстрелы попали в руки и крылья, но враг рухнул к моим ногам.

— Вы сами избрали свой путь, — прозвучало откуда-то сверху, и наши враги рванулись ввысь.

— Этих не добивать! — приказала Найт, — Оставьте нас наедине!

Приказ есть приказ — да мы и сами были рады смыться с открытого пространства куда-нибудь в трюм. Жаль только, даже сквозь толстые доски мы слышали их жалобные крики. Ну, а потом подошёл помощник капитана и улыбаясь сообщил, что «всех просють».

За спиной Найт на палубе стоял кто-то из безымянных с большим кубком в руках и внушительных размеров бутыль. Сама госпожа куратор держала в руках два чёрных плаща, покрытых обгоревшими перьями, так поразивших меня при первой встрече с тёмными.

— Это вам. Законный трофей. — он протянула один мне, другой Грому, — В наших кругах вещь редкая, статусная, можно сказать, — и увидев наши удивлённые лица, она пояснила, что это — всё что осталось от крыльев наших врагов. Знак победы и триумфа.

— Вы готовы стать среди нас своими. После этого никто не будет больше никогда претендовать на ваши души и вашу свободу. Кроме того вы переходите под нашу юрисдикцию, и светлые ничего не смогут вам сделать. Вы рады?

— Да, госпожа куратор, — откликнулись мы хором. Просто сказали то, что от нас хотели услышать. Искренне ли? Найт это не волновало.

— Хорошо. Тогда последняя формальность: напишите на этих листах свои самые главные страхи, свои недостатки и слабости. У вас есть пять минут, время пошло. Я написал… Неважно. Никому не нужно знать об этом, кроме меня. Мои старые страхи останутся там, и никому не следует о них знать. Через пять минут госпожа куратор собрала листы, сожгла и развеяла пепел по ветру:

— Без боли, без тоски, без слабости. Через смерть к вечной жизни. Да будет Тьма благосклонна к своим новым детям, — раб тем временем наполнял кубок, и на последней фразе подал его госпоже куратору.

— Пейте. Все, по кругу, пока не осушите кубок до дна, — велела она, и сделала первый глоток.Ну, мы и отпили по глотку, собственно, чего уж там?

— Странное оно какое-то, — поморщилась Ира, — как будто слегка разбавлено.

— А ты в этом разбираешься? — удивился Гром.

— Видимо разбирается. Оно было разбавлено. Их кровью. Рада приветствовать вас в нашем мире!

Я думал, меня сейчас стошнит, остальные выглядели поражёнными, испуганными, но каждый делал новый глоток, когда снова приходила его очередь. Мерзкие всё-таки создания — люди. Ну или мы пятеро, по крайней мере. Я всю жизнь не понимал «как можно», откуда в человеке оказывается столько звериного и нечеловеческого. Ну я-то не такой, я хороший!

И вот мы убивали — я видел азарт в их глазах и сам, наверное, выглядел не лучше. Мы убили врагов и выпили их кровь — и ничего, никого не стошнило. Никто не возмутился, не сказал «стоп» ни себе, ни другим. Может мы и впрямь демоны, были ими всегда, только прятались до поры в человеческом обличье? Плевать. После того, как ритуал нашей «инициации» был завершён, на палубе появились бутылки вина и коньяка, закуска, гитара… Никого не мутило, никто не испытывал ни малейшего дискомфорта.

— Между первой и второй…

Остаток плавания я помню плохо. Всё так смешало, переломало, перекрутило в памяти: вот Гром разливает, Капитан готовится произнести тост — над нами, вроде, светит солнце. А вот мы уже поём под гитару. Под светом далёких звёзд. Нестройно, но весело:

« — Мы — лёд под ногами майора!

- Мы — лёд под ногами майора!

— Мы лёд под ногами майора-а-а-а…»

А затем, кажется, снова капитан, он, оказывается тоже умеет играть, играет что-то про бунт на судне — Высоцкого — и плачет. Он нормальный мужик, человек. Никакой не падший ангел, а что шрамы — так он тут дольше нас всех. Его где-то в тысяча семисотых убили. Был парень, сын генерала колонии на Невисе, Джеймстауна, что ли. Поссорился с отцом, купил шхуну, хорошую — двухмачтовую, с двумя десятками пушек. По морю как чайка летала, только… Не захотели бывалые матросы под сопляком ходить — ночью горло перерезали и концы в воду. Снова светло — только это не день, это мы границу территориальных вод Тёмного Берега пересекали. У тёмных граница так граница — где-то миля горящей нефти на поверхности воды. Отчего судно не загорелось, не знаю — можете даже и не спрашивать. Чудо.