Город в конце времён

— Как правило, Кали представляют в образе чахлой старушки, с кожей цвета чумы и смерти — то есть черного, — ответил Бидвелл, внимательно следя за молодыми людьми. — Однако в этой роли она может быть бледной, белой как мел. В конце концов, она ведь уничтожает — и цвет, и прочие детали. Так сказать, отбеливает.

— Не верю, ни капельки, — заявила Фарра.

Бидвелл, похоже, нашел это обстоятельство забавным:

— Хотел бы я сказать то же самое… Увы, давным-давно я обнаружил в себе некую способность — умение на некоторое время выскользнуть из всех тянущихся назад фатумов и мировых линий, которые прошли согласование. Я с удивительной ясностью видел вещи, которых более не существовало. В юности я научился подмечать признаки — обреченных людей, предметы, места — следил, как они блекнут, готовясь потерять свою значимость — и все же я помню их в подробностях. На такие вещи глаз у меня острый, а память, можно сказать, нерушимая.

— И забитая всяким мусором, — пробормотала Агазутта с томным выражением на лице. По-видимому, мысли о массе новых и странных возможностей вызывали в ней приятную дрожь.

— Поначалу, в молодые годы, я считал такое положение дел неприемлемым. Пытался проследить за утраченными и исчезающими вещами вплоть до момента их стирания — а порой и до момента создания. Задача невозможная, как выяснилось, — хотя пару раз я оказался-таки в опасной близости к цели. Вскоре я обнаружил, что последние упоминания об утраченных вещах можно найти в «записях» — к примеру, в самой Земле, в ее геологических слоях, в отбившихся от стада животных, в пропавших детях — и в свитках. В книгах. Во всевозможных текстах. Мнемозина ценит тексты превыше всего, откладывает их редактирование и согласование до самого последнего момента — прямо как гурман. Поэтому я начал искать книги, которые упустила из виду она или ее темная сестрица.

ГЛАВА 62

Даниэль нуждался в отдыхе. Путь сквозь мглу и преграды лишил его сил, чувства цели или ориентации, оставив без ясного понимания, где они находятся в спутанной географии города. Порой накатывало неприятное ощущение, что они бродят по кругу.

Возле полуразрушенного, покосившегося здания он замедлил шаг, затем толкнул поломанную калитку, желая присесть на каменной садовой скамейке в месте, которое нельзя было назвать садом. Растения превратились в печальные побуревшие создания, обильно покрывшись раковыми опухолями увядающих цветов.

Тело Даниэля заполнил жидкий огонь — похоже, следствие борьбы биохимических процессов с изменением физических констант. Недалек тот час, когда он попросту перестанет существовать — во всяком случае, как живое мыслящее существо. Даниэль чуть ли не воочию видел, как превращается в комковатую, безудержно распухающую массу без какой-либо надежды на жизнь… прямо вот как эти метастазные цветы…

Сорванный лепесток рассыпался в прах у него на ладони.

Даниэль потерял из виду далекую фиолетовую полоску. Оловянистый свет вернулся, заменив собой бледные, мутные тени. В южной стороне горизонта, на сером фоне торчали массивные зазубренные наросты — но на горы они не были похожи.

А хуже всего…

Тут его обдало холодом, и он взглянул вверх. Рядом стоял Макс, напоминавший скорее смесь теней и звуков, нежели материальное существо. Он тоже глядел вверх — оба чувствовали некий стылый свет, изливавшийся им на головы и плечи.

Тонкий голос гномоподобного человека прорезал ледяной воздух:

— Что-то пожирает луну.

В небе виднелись звезды, размазанные по угольной пустоте, однако до сих пор луна оставалась незатронутой. Однако желтоватый полумесяц высоко в небе превращался в нечто красно-бурое, напоминая половинку сургучной печати на теле небосвода. На востоке поднималось — вернее, расцветало, разбухало — кольцо огня, занимавшее полнебосклона.

В центре кольца плавал мутный мрак.

Глаза Даниэля пронзило болью, словно по ним стегнули крапивой.

Кровавая луна поежилась, растеклась лужицей плавленого серебра, подсвеченного пламенными сполохами, и слилась с кольцом пульсирующего огня.

— Куда ни глянь, везде Зияние пожирает мир. — Макс плюхнулся на скамейку возле Даниэля, нервно сглотнул и туп же раскашлялся. — Мы угодили в ее мир! Господи, спаси и помоги!

Чем больше разбухало кольцо огня и его черное сердце, тем холоднее становилось в саду.

— Я здесь уже был, — прошептал Даниэль. — Вылез из кожи вон, лишь бы унести ноги…

Макс сплюнул и обтер губы.

Даниэль пощупал шкатулки в кармане.

— Ничего, мы еще поборемся! — Он вскочил и за руку поднял Макса. — Не вешайте нос, больше жизни!

Воздух расчистился от дымки. На фоне густеющих теней, слегка подсвеченная огненным кольцом, втиснутая меж двух громад, оставшихся от стадионов — сталь и бетон, стены и крыши перекручены как пожухлая листва, — пламенела голубоватая полоска. След светлячка в ночной пустыне.

Даниэль указал на свет. Макс вздернул подбородок и вновь утер лицо замызганным носовым платком.

— Вперед!

ГЛАВА 63