Я отступил на шаг и смотрел на Хайрама сверху вниз; в голове прояснилось, я ощутил собственное тело, избитое, в ссадинах и кровоподтеках, – оно болело сплошь, болел каждый сустав и каждый мускул. Но это неважно, это пустяки: впервые за всю мою жизнь я одолел Хайрама
Мартина! Я свалил его с ног, потому что у меня оказался камень – ну и что ж, наплевать! Я не искал его, просто камень подвернулся под руку, и я невольно зажал его в кулаке. Я вовсе не думал пустить его в ход, но раз уж так получилось – черт с ним! Если бы я успел подумать, я, наверно, сделал бы это умышленно.
Кто-то подскочил ко мне. Том Престон.
– Да неужто мы ему такое спустим? – завизжал он, обернувшись к толпе. – Он же ударил полицейского!
Камнем! Он подобрал камень!
К нам протолкался еще один человек, ухватил Престона за плечи, приподнял, как котенка и сунул обратно в первые ряды толпы. Это был Гейб Томас.
– Не лезь! – только и сказал он.
– Он ударил Хайрама камнем! – вопил Престон.
– Жаль, что не дубиной, – сказал Гейб. – Надо бы ему совсем башку размозжить.
Хайрам зашевелился и сел. Рука его потянулась к револьверу.
– Только попробуй, – сказал я. – Только тронь револьвер – и, бог свидетель, я тебя убью.
Хайрам уставился на меня. Уж верно было на что посмотреть. Он измордовал меня, исколошматил, и все-таки я свалил его, а сам устоял на ногах.
– Он ударил тебя камнем! – заверещал Престон. – Он тебя…
Гейб протянул руку и спокойно, аккуратно взял Тома за глотку. Он сдавил его тощую шею, и Престон разинул рот и высунул язык.
– Сказано, не лезь, – повторил Гейб.
– Хайрам – представитель закона, – вмешался Чарли
Хаттон. – Брэд не имел права ударить полицейского.
– Слушай, друг, – отвечал ему Гейб. – Барахло ваш полицейский, а никакой не представитель закона. Порядочный полицейский не станет затевать драку.
Я все не сводил глаз с Хайрама, и он тоже следил за мною, но тут он отвел глаза и опустил руку.
И я понял – победа за мной. Не потому, что я сильней или дрался лучше, – ничего подобного, – а просто он трус: ему здорово досталось, и теперь у него уже не хватит пороху, больше он не полезет, побоится боли! И револьвера мне тоже нечего опасаться. Хайрам Мартин не посмеет убить человека в честном бою, лицом к лицу.
Хайрам медленно поднялся на ноги, постоял минуту.
Поднял руку, осторожно потрогал челюсть. Повернулся и пошел прочь. Толпа смотрела молча, так же молча, раздалась и пропустила его.
Я поглядел ему вслед, и неистовая, кровожадная радость закипела во мне. С детства он был мне враг, больше двадцати лет, – и наконец-то я его отлупил. Правда, не в честном бою: чтобы взять верх, мне пришлось прибегнуть к запрещенному приему. Но все равно. Честно или нечестно, а я его одолел.
Толпа медленно попятилась. Никто не сказал мне ни слова. И вообще никто ничего не сказал.
– Видно, больше охотников нету, – заметил Гейб. – А
ежели кто желает, придется иметь дело и со мной.
– Спасибо, Гейб, – сказал я.
– Не за что. Я ж ни черта не сделал.
Я разжал пальцы, камень упал на мостовую. В тишине он загремел на всю улицу.
Гейб вытащил из заднего кармана штанов большущий красный платок и шагнул ко мне. И, одной рукой придерживая мой затылок, начал вытирать мне лицо.
– Эдак через месячишко у тебя опять будет вполне приличный вид, – заметил он в утешение.
– Эд, Брэд! – крикнули из толпы. – Кто он таков, твой приятель?
Я не увидел, кто это кричал. Кругом было полно народу.
– Мистер! – заорал еще кто-то. – Не забудьте утереть ему нос.
– А ну, валяй! – прогремел Гейб. – Кто там остряк-самоучка? Выйди-ка, покажись, сейчас я тобой подмету улицу.
Мамаша Джоунс сказала громко, чтобы расслышал дядюшка Эндрюс:
– Это шофер с грузовика, он разбил Брэду машину.
Видно, если кто полезет драться с Брэдом, так этот малый ему задаст.
– Ишь ты, хвастунишка! – закричал в ответ дядюшка
Эндрюс. – Ну и хвастунишка!
Вдруг я увидел Нэнси, она стояла у калитки и смотрела,
и лицо у нее было такое… совсем как в детстве, когда мне приходилось вот так же драться с Хайрамом. Ей было противно. Она терпеть не могла драки, она считала, что драться – глупо и пошло.
Дверь моего дома распахнулась, с крыльца сбежал
Джералд Шервуд. Подбежал и схватил меня за руку.
– Идем скорей! Звонит сенатор. Он ждет тебя на шоссе.
18
По ту сторону барьера ждали четверо. Поодаль остановились несколько машин. Там и сям кучками стояли солдаты. Примерно в полумиле к северу все еще работал экскаватор.
Я шел к людям, которые ждали меня на дороге, и чувствовал себя дурак дураком. Ну и вид же у меня, должно быть, как у нечестивейшего грешника в аду! Рубашка изодрана, левая рука горит, точно ее надраили наждачной бумагой. Правая рука разбита о Хайрамовы зубы, левый глаз, чувствую, заплывает – будет изрядный синяк.
По ту сторону незримого барьера по-прежнему тянулся вал вывороченной с корнем растительности, его расчистили только рядом с шоссе, на два-три десятка шагов вправо и влево.
Я подошел ближе и узнал сенатора Гиббса. Раньше и его никогда не встречал, но видел портреты в газетах.
Крепкий, коренастый, совсем седой и всегда без шляпы.