Город. Все живое… Рассказы

Джимми. – Иначе она не справится со своими задачами.

– Дело в том, – сказал я, – что робот, очеловеченный до такой степени, как Прелесть, уже не робот. Это что-то другое. Не совсем человек, но и не робот. Что-то среднее.

Какой-то новый, непонятный вид жизни. И за ним нужен глаз да глаз.

– Интересно, она все еще дуется? – сказал Бен.

– Конечно, дуется.

– Мы должны пойти дать ей нахлобучку и вывести ее из этого состояния.

– Оставь ее в покое, – сердито приказал я. – Нам остается одно – игнорировать ее. Ей оказывают внимание, вот она и дуется.

И мы оставили ее в покое. Больше делать было нечего.

Я пошел к морю мыть посуду, но на этот раз взял с собой оружие. Джимми пошел в лес поискать ключ. Полдюжины банок воды, которыми снабдила нас Прелесть, не хватит навечно, а мы не были уверены, что потом она выдаст еще.

Впрочем, она нас не забыла, не вычеркнула полностью из своей жизни. Она дала Элмеру взбучку, когда тот слишком разошелся. Меня очень тешила мысль о том, что она поддержала нас, когда дело была табак. Значит, есть еще надежда, что мы как-нибудь поладим.

Я присел у лужи в песке и, моя посуду, думал, какая потребуется перестройка, если когда-нибудь все роботы станут такими, как Прелесть. Я уже видел появление Декларации прав роботов, специальных законов для роботов, лобби роботов при конгрессе, а поразмышляв еще, совсем запутался.

В лагере Бен натягивал палатку, и я, вернувшись, помог ему.

– Знаешь, – сказал Бен, – чем больше я думаю, тем больше мне кажется, что я был прав, когда говорил, что

Прелесть не может оставить нас, пока мы на виду. Простая логика: она не может взлететь, потому что мы стоим прямо перед ней и напоминаем ей об ответственности.

– Ты клонишь к тому, что кто-нибудь из нас должен все время быть поблизости от нее? – спросил я.

– В общем, да.

Я не спорил с ним. Что толку спорить, верить, не верить? У нас не то положение, при котором можно позволить себе совершить глупую ошибку.

Когда мы натянули палатку, Бен сказал мне:

– Если ты не возражаешь, я немного пройдусь за холмы.

– Берегись Элмера, – предупредил его я.

– Он не осмелится беспокоить нас. Прелесть сбила с него спесь.

Он взял оружие и ушел.

Я побродил по лагерю, наводя порядок. Кругом были мир и спокойствие. Пляж сверкал на солнце, море было гладким и красивым. Летали птицы, но никаких признаков других существ не было. Прелесть продолжала дуться.

Вернулся Джимми. Он нашел ключ и принес ведро воды. Потом он стал рыться в припасах.

– Что ты ищешь? – спросил я.

– Бумагу и карандаш. Прелесть не могла забыть про них. Я хмыкнул, но он был прав. Будь я проклят, если Прелесть не приготовила для него стопы бумаги и коробки карандашей.

Он устроился под грудой ящиков и начал писать стихи.

Вскоре после полудня вернулся Бен. Я видел, что он взволнован, но не стал тотчас расспрашивать.

– Джимми наткнулся на ключ, – сказал я. – Ведро там.

Он попил и тоже сел в тень под груду ящиков.

– Я нашел, – сказал он торжествующе.

– А разве ты что-нибудь искал?

Он взглянул на меня и криво улыбнулся.

– Элмера кто-то сделал.

– И ты так прямо пошел, как по улице, и нашел…

Бен покачал головой.

– Кажется, мы опоздали. Опоздали на три тысячи лет, если не больше. Я нашел развалины и долину с уймой могильных холмов. И несколько пещер в известняковом обрыве над долиной.

Бен встал, подошел к ведру и снова напился.

– Я не мог подойти поближе, – сказал он. – Элмер караулит. – Бен снял шляпу и вытер рукавом лицо. – Ходит взад-вперед, как часовой. Видел бы ты, какие колеи он проложил за многие годы, проведенные на этом посту.

– Так вот почему он на нас напал, – сказал я. – Мы вторглись на охраняемую территорию.

– Наверно.

В тот вечер мы все обговорили и порешили, что надо выставить пост для наблюдения за Элмером, чтобы изучить его повадки и часы дежурства, если таковые были. Нам было важно узнать, что можно предпринять в отношении руин, которые охранял Элмер.

Впервые человек столкнулся с высокой цивилизацией, но пришел слишком поздно и – из-за дурного настроения

Прелести – слишком плохо снаряженный, для того чтобы исследовать хотя бы то, что осталось.

Чем больше я думал об этом, тем больше распалялся и наконец пошел к Прелести и изо всех сил стал стучать по ней ногами, чтобы привлечь ее внимание. Никакого толку.

Я орал на нее, но она не отвечала. Я рассказал ей, что тут заваривается. Говорил, что мы нуждаемся в ней – ведь она просто обязана нам помочь, для этого ее и создали. Но она была холодна.

Я вернулся и плюхнулся у костра, где сидели мои товарищи.

– Она ведет себя так, будто умерла.

Бен поворошил костер, и пламя стало немного выше.

– От разбитого сердца, – участливым тоном сказал

Джимми.

– А ну тебя вместе с твоей поэтической терминологией!

– озлился я. – Вечно бродит как во сне. Вечно разглагольствует. Да если бы не твои проклятые стихи!..

– Замолчи, – сказал Бен.

Я взглянул поверх костра ему в лицо, освещенное пламенем, и замолчал. Что ж, в конце концов, и я могу ошибаться. Джимми не может не писать своих паршивых стихов.

Я смотрел на пламя и думал: неужто Прелесть умерла?