Город за рекой

Председательствующий объявил об окончании прений и поблагодарил участников за разносторонние замечания, которые он записал. Розовощекий секретарь нагнулся к архивариусу.

— Мы ничего не имеем против, — шепнул он ему ухо, — если люди здесь говорят только сентенциями. Это как раз и делает их такими удивительно нереальными. — Он довольно засмеялся.

Прения в конечном счете настолько смутили Роберта, что он собрался немедленно уходить. У него было такое ощущение, что дискуссия, в которую втянули участников, была не чем иным, как проверкой их взглядов со вполне определенной целью. Мнения, которые выудили у них, видимо, будут соответствующим образом учтены для дальнейшего использования их как служащих. Те, кто не высказался, обратил на себя внимание тем, что молча остался в стороне, а кто выступил, получил соответствующую пометку в секретных документах. Возможно, это все делалось для статистики. Но кто здесь занимался статистикой и ее обработкой?

Во всяком случае, сам архивариус счел уместным делать краткие записи о посетителях, которых принимал в приемные часы. Так он мог бы в любое время на запрос Префектуры дать отчет и об этой стороне своей деятельности. Он поручил юному Леонхарду вести картотеку, где посетители подразделялись бы на определенные типы в зависимости от характера просьбы. Леонхард с таким умением повел дело, что архивариус скоро предоставил ему некоторую самостоятельность.

Большинство дел улаживалось в соответствии с установленной формой. Правда, один посетитель, музыкант, поверг архивариуса в немалое смущение. Тот, по его словам, находился здесь проездом и хотел воспользоваться этим случаем, чтобы исполнить одну из своих симфоний (которой намерен был дирижировать сам) с максимальным совершенством. Костюм музыканта выглядел неряшливо, в выражении лица было что-то мечтательно-рассеянное. Венчик растрепанных волос обрамлял сзади лысеющий череп. Движения были плавно танцевальные, но оставалось непонятно, естественны они или наигранны.

Если с симфонией, пояснил он, возникнут трудности, то можно выбрать меньшую композицию, какое-нибудь хоровое произведение, к примеру ораторию, что, может быть, будет уместнее. Он считал, видимо, что партитуры всех его сочинений, само собой разумеется, находятся в Архиве.

Роберт, которому имя композитора было и раньше известно, постеснялся признаться, что он не так давно вступил в должность архивариуса и пока что ничего не слышал о музыкальном отделе. Он незаметно посмотрел картотеку, составленную его предшественником, но никаких сведений о наличии сочинений музыканта не нашел. При этом он не обнаружил указаний и на имена других славных композиторов. Это его озадачило. В то время как муыкальный деятель пространно рассуждал о составе исполнителей, прежде всего о четырех сольных партиях, архивариус бросил вопросительный взгляд на Леонхарда. Юный помощник жестом дал понять, что и ему ничего не известно о музыкальном собрании в Архиве. После этого он по знаку архивариуса вышел в соседнее помещение за помощью к сведущему Перкингу. Роберт в это время заверил музыканта, что он лично готов только приветствовать концерт и желает, чтобы таковой состоялся, тем более что он еще не имел возможности послушать музыку ни разу, пока находится здесь, и очень хорошо может представить себе, что и другие в этом городе лишены такого удовольствия.

Леонхард вернулся один, без Перкинга, который просил передать Роберту, что его присутствие во время приема посетителей может скорее помешать, нежели помочь чем-то, и что обсуждение вопросов предоставлено исключительно архивариусу. Чтобы Роберт, однако, скорее мог сориентироваться, Перкинг прислал ему с Леонхардом записку, в которой указал картографический знак соответствующего справочника.

Леонхард уже достал с книжного стеллажа нужный том и положил на стол архивариуса. В нем в надлежащем месте сообщалось, что собрание партитур, насколько они вообще признавались достойными хранения, содержится опечатанным под строгим запретом среди неприкосновенных секретных бумаг. Музыкант, который какое-то время отрешенно расхаживал взад и вперед, вдруг остановился и с вдохновенным видом обеими руками стал делать дирижерские жесты перед воображаемым оркестром, чуть покачиваясь ритмически из стороны в сторону и грациозно оттопырив мизинец левой руки.

— Слышите? — сказал он с оживленной мимикой на лице. — А теперь эта тема в обращении интервала: ля, фа, ре, ми…

Но звуки, которые, ему казалось, он пропел, на слух были всего лишь словесными обозначениями нот. Просветленный взгляд его угас.

— Но я только что это слышал, — сказал он удивленно. — А звук исчез.

С минуту он вслушивался в пустоту. Потом выпрямился, точно приготовившись дать знак к вступлению. Руки его повисли бессильно.

— Ничего нет, — сказал он с грустью, — это как вчера — или когда это было?