Ее взгляд уже вернулся к журналу. Прожевав хлопья, она небрежно махнула рукой:
– Делай что хочешь.
Я нашел себе чашку. Поскольку сесть было больше некуда, я сел за стол. Даже во фланелевом банном халате, без макияжа и с нерасчесанными волосами она была великолепна. Я понятия не имел, что вообще можно сказать такому волшебному созданию.
– Ты на меня смотришь, – сказала она, переворачивая страницу.
Я почувствовал, как кровь прилила к лицу.
– Нет, не смотрю.
Больше она ничего не сказала. Я не знал, куда деть глаза, и уставился на чашку с хлопьями. Хруст у меня во рту, когда я стал жевать, показался мне очень громким.
– Что читаешь? – наконец спросил я.
Она раздраженно вздохнула и закрыла журнал, поднимая взгляд.
– Окей, чудесно. Я слушаю.
– Я просто попытался завязать беседу.
– Почему бы и нет? Будь любезен. Я видела, как ты на меня смотришь, Тим.
– Значит, ты запомнила мое имя.
– Тим, Том, какая разница. – Она закатила глаза. – О, ладно. Давай уже покончим с этим.
Она раздвинула верх халата. Под ним на ней был только бюстгальтер из сверкающего розового шелка. Это зрелище возбудило меня совершенно неописуемо.
– Давай уже, – нетерпеливо сказала она.
– Давай что?
Она поглядела на меня скучающе и насмешливо.
– Не тупи, мальчик из Гарварда. Давай-ка я тебе помогу.
Она взяла меня за руку и совершенно механическим движением положила мою ладонь на свою левую грудь. Какая великолепная грудь! Никогда прежде я еще не прикасался к богине. Ее округлость и мягкость, заключенные в дорогой шелк, обрамленный изящным кружевом, ощущались в моей ладони, будто персик. Я чувствовал, что она насмехается надо мной, но мне было плевать. И что теперь? Будет ли мне позволено поцеловать ее?
Очевидно, нет. Я уже выстроил у себя в голове всю последовательность сексуальной прелюдии, всех тех чудесных вещей, которые мы сделаем вместе и которые закончатся шумной близостью, прямо здесь, на кухонном полу, как вдруг она резко отодвинула мою руку и позволила ей упасть на стол с тем же презрением, с каким бросают мусор в корзину.
– Итак, – сказала она, снова открывая журнал. – Ты получил то, что хотел? Это тебя удовлетворило?
Я был в полнейшем замешательстве. Она перевернула страницу, потом еще одну. Что это было, черт побери?
– Я тебя совсем не понимаю.
– Не понимаешь, конечно.
Она снова подняла взгляд и презрительно сморщила нос.
– Скажи мне вот что. Как ты вообще с ним дружишь? В смысле, учитывая всё, ты выглядишь нормальным вроде как.
Это можно счесть за комплимент, подумал я. Однако ее слова пробудили во мне и яростный защитный инстинкт в отношении ее брата. Кто она такая, чтобы так о нем говорить? Кем она себя считает, что так надо мной издевается?
– Ты ужасна, – сказал я.
Она тихо мерзко усмехнулась.
– Слово не обух, мальчик из Гарварда. А теперь, если позволишь, я попытаюсь читать дальше.
На этом всё и кончилось. Я вернулся в спальню в состоянии такого сексуального возбуждения, что едва смог уснуть, а утром, когда все остальные еще спали, отец Лучесси отвез нас на вокзал на своем чудовищном «Линкольне». Когда мы выходили, неуклюже обмениваясь любезностями, он поблагодарил меня за визит в таком тоне, что я почувствовал, что он тоже слегка озадачен моей дружбой с его сыном. Картина начала проясняться. Лучесси был для них браком в помете, предметом семейной жалости и стыда. Мне стало очень жаль его, хотя я и понимал, что его ситуация сильно похожа на мою. Мы были парой изгнанников, оба.
Мы сели в поезд. Я не выспался и не ощущал в себе сил болтать. Некоторое время мы ехали молча. Первым заговорил Лучесси.
– Прости за всё это, – сказал он, водя указательным пальцем по стеклу. – Уверен, ты надеялся на что-то более веселое.
Я тогда не рассказал ему о том, что случилось, и никогда не рассказывал. Еще можно сказать, что моя злость несколько стихла, и на смену ей пришло дружеское любопытство. Я узрел в окружающем мире нечто совершенно неожиданное. Та жизнь, которую вела его семья. Одно дело – знать, что такие богатые люди в природе есть, но совсем другое – спать с ними под одной крышей. Я чувствовал себя путешественником, наткнувшимся посреди джунглей на золотой город.
– Не беспокойся, – ответил я. – Я хорошо провел время.
Лучесси вздохнул, откинулся назад и закрыл глаза.
– Они, возможно, самые тупые люди в этом мире, – сказал он.