Город зеркал. Том 1

Времена колледжа, гарвардские времена, ощущение того, что в те первые месяцы изменилось само время, всё вокруг меня неслось с бешеной быстротой. Фамилия моего товарища по комнате была Лучесси. Имя у него было Фрэнк, но ни я, ни кто-либо из тех, кого я знал, никогда не звали его по имени. Мы были в своем роде друзьями, сведенные вместе обстоятельствами. Я ожидал, что все в колледже будут в какой-то степени вариациями на тему того парня, которого я встретил в «Бургер Коттедже», виртуозно говорящими, социально адаптированными и знающими местные обычаи, подобно аристократам. На самом деле Лучесси был куда более типичным: странноватый умник, выпускник научной школы в Бронксе, отнюдь не призер в соревнованиях по внешней привлекательности или личной гигиене и с полной головой тараканов. У него было большое мягкое тело, будто недостаточно плотно набитая набивная игрушка, большие влажные ладони, которые он не знал куда девать, и блуждающий взгляд широко открытых глаз параноика. Его одежда была комбинацией одежды начинающего бухгалтера и ученика средней школы. Он любил носить брюки в складку с высокой талией, массивные коричневые строгие туфли и футболки с эмблемой «Нью-Йорк Янкиз». Через пять минут после нашей встречи он уже рассказал мне, что получил максимальные 1600 по Стэнфордскому тесту, собирается получить две степени, по математике и по физике, может говорить на латыни и древнегреческом (не только читать, но действительно говорить) и что однажды поймал хоумран, улетевший от биты великого Реджи Джексона. Может, я и рассматривал дружбу с ним как обузу, но вскоре я увидел и преимущества. По сравнению с Лучесси я выглядел нормально приспособленным к миру, более уверенным и привлекательным, чем на самом деле, а также завоевал несколько очков в симпатиях соседей по общежитию тем, что сумел с ним поладить, так, как можно приручить вонючего пса. В первую ночь, когда мы напились вместе – всего через неделю после нашего прибытия – на одной из бесчисленных вечеринок с пивом для новичков, на которые администрация, похоже, всегда закрывала глаза, его тошнило всю ночь, и он выглядел настолько беспомощным, что я всю ночь глаз не сомкнул, следя за тем, чтобы он не умер.

Моей целью было стать биохимиком, и я не терял времени. Нагрузка на моем курсе была просто неподъемной, и единственным местом для отдыха были занятия по истории искусства, в основном сводившиеся к тому, что мы сидели в темноте и смотрели слайды картин с Девой Марией и Младенцем Иисусом в различных божественных позах. (Этот курс был легендарной отдушиной для студентов естественно-научных специальностей в качестве гуманитарного минимума, и его называли «Тьма средь бела дня».) Стипендия у меня была приличная, но я привык работать и хотел побольше карманных денег. За десять часов в неделю и зарплату чуть выше минимальной я расставлял по полкам книги в Уайденеровской библиотеке, катая полуразбитую тележку в лабиринте стеллажей, настолько изолированных и запутанных, что женщинам не рекомендовали ходить туда в одиночку. Я думал, что работа убьет меня своей скукой, и поначалу так и было, но потом она стала мне нравиться: запах старой бумаги и пыли, глубочайшая тишина святилища науки, нарушаемая лишь поскрипыванием колес моей тележки. Радость и шок, когда достаешь книгу с полки, вынимаешь карточку и узнаешь, что ее никто не брал с 1936 года. Почти человеческое сочувствие к этим недооцененным томам, которое часто воодушевляло меня на то, чтобы прочесть страницу-другую, чтобы они ощутили себя желанными.

Был ли я счастлив? Почему бы и нет? У меня были друзья, была учеба, которая занимала мое время. Были часы тишины в библиотеке, когда я разбирался с тем, что творилось в моем сердце. В конце октября я лишился девственности с девушкой, с которой познакомился на вечеринке. Мы оба были одурманены, совершенно не знали друг друга, и, хотя она говорила не слишком много, мы вообще едва поговорили, если не считать обычной предварительной болтовни и короткого обмена фразами, когда я запутался в механизме застежки ее бюстгальтера. Как я понимаю, она тоже была девственницей, и ее намерением было попросту избавиться от этого, чем быстрее, тем лучше, чтобы она могла найти себе других партнеров, более перспективных. Наверное, я чувствовал то же самое. Когда всё закончилось, я быстро ушел из ее комнаты, будто с места преступления, и за последующие четыре года видел ее только два раза, и то издалека.