– Послушай, – начинает отец, когда они подъезжают к автостанции, – есть кое-что, что я тебе хотел сказать.
Вот оно, думает мальчик. Неизбежное заявление, каким бы оно ни было, – настоящая причина того, что они оставили мать дома. Что же это? Не про девочек и не про секс – был у них один неловкий разговор, когда ему было тринадцать, и с тех пор они этой темы не касались. Учиться усерднее? Не давать себе передышки? Но обо всём этом они тоже уже говорили.
Его отец прокашливается.
– Не хотел раньше этого говорить. Ну, может быть, и стоило. Наверное, надо было. Я просто пытаюсь сказать, сын, что твоя судьба – вершить большие дела.
– Обещаю, сделаю всё, что смогу.
– Я знаю, что сделаешь. Я на самом деле не это хотел сказать.
Отец отводит взгляд.
– Я хочу сказать, что здесь тебе больше не место.
Его фраза вводит мальчика в замешательство. Что хотел сказать отец?
– Это не значит, что мы не любим тебя, – продолжает мужчина. – Напротив. Мы просто желаем тебе лучшего.
– Я не понимаю.
– На каникулы, окей. Было бы странно, если бы ты не был здесь на Рождество. Сам знаешь, какая у тебя мать. Но в остальных случаях…
– Ты хочешь сказать мне, что не желаешь, чтобы я возвращался домой?
Отец начинает говорить быстро, слова льются из него потоком.
– Ты можешь приезжать, конечно же. Или мы можем навещать тебя. Скажем, раз в две недели. Или раз в месяц.
Мальчик понятия не имеет, к чему всё это. А еще он улавливает в словах отца оттенок фальши, наигранную твердость. Так, будто он читает текст по бумажке.
– Поверить не могу, что ты это говоришь.
– Я знаю, что, наверное, тяжело это слышать. Но тут действительно ничего не поделать.
– Что ты имеешь в виду, ничего не поделать? Как так может быть?
Отец делает глубокий вдох.
– Слушай, ты еще меня поблагодаришь потом. Поверь мне, окей? Может, сейчас ты так не думаешь, но у тебя вся жизнь впереди. В этом смысл.
– Не в этом смысл, черт его дери!
– Эй, придержи язык. Нет повода так говорить.
Внезапно мальчик понимает, что готов расплакаться. Его отъезд стал изгнанием. Его отец больше ничего не говорит, и мальчик понимает, что они достигли края. Больше он от него ничего не добьется. «Мы просто желаем тебе лучшего. У тебя вся жизнь впереди». То, что на самом деле думает и чувствует его отец, скрыто за этой баррикадой из штампов.
– Вытри слезы, сын. Нет никакой причины делать из мухи слона.
– А что насчет мамы? Она тоже так думает?
Его отец задумывается, и мальчик замечает на его лице тень боли. Намек на что-то настоящее, истинное, но в следующее мгновение он пропадает.
– Тебе не надо о ней беспокоиться. Она понимает.
Машина останавливается. Мальчик подымает взгляд и с удивлением осознаёт, что они уже на автостанции. Три перрона, у одного из них стоит автобус, в который садятся пассажиры.
– Билет достал?
Лишенный дара речи, мальчик кивает, и отец протягивает руку. Ощущение такое, будто его выгоняют с работы. Отец сжимает его пальцы сразу, прежде чем мальчик успевает ответить на пожатие, до боли. Неловко и стыдно, и они оба чувствуют облегчение, когда рукопожатие заканчивается.
– Теперь иди, – говорит отец с неискренней радостью на лице. – Лучше тебе не опаздывать на автобус.
Уже ничего не спасешь и не изменишь. Мальчик вылезает из машины, всё еще прижимая к себе бумажный пакет с ланчем. Будто тотемный предмет, последний кусочек детства, из которого он не уезжает даже, а изгоняется. Достав из багажника чемодан, он на мгновение останавливается в ожидании, выйдет отец из «Бьюика» или нет. Может, в качестве последнего примирительного жеста он донесет его чемодан до автобуса, может, даже обнимет на прощание. Но этого не происходит. Мальчик подходит к автобусу, ставит чемодан в один из багажных отсеков и встает в очередь на вход.
– Кливленд! – орет водитель. – Все на посадку на Кливленд!
В начале очереди какая-то суета. Мужчина потерял билет, и теперь пытается объясниться. Пока все ждут решения вопроса, стоящая впереди мальчика женщина оборачивается к нему. Ей, наверное, лет шестьдесят, у нее аккуратно заколотые булавками волосы, блестящие голубые глаза и манера держать себя, которая кажется ему величественной, даже аристократической. Манера человека, которому подобает всходить на океанский лайнер, а не садиться в грязный автобус.
– Что ж, молодой человек, держу пари, вы направляетесь в интересное место, – приветливо говорит она.
Ему вовсе не хочется говорить, напротив.
– Колледж, – отвечает он, и слово будто застревает у него в горле. Когда женщина ничего не говорит в ответ, он добавляет: – Я отправляюсь в Гарвард.
Она обнажает в улыбке зубы, искусственные, все до единого.
– Как