Город живых

Зелёный. Машина остановилась. В салоне сидел грустный мужчина. Суровый мужской взгляд уставился на нас. Моя нога опустилась на зебру, когда прозвучал первый взрыв. Ему предшествовал пронзающий свист. Такой же, как летом. Такой же ужасающий. Будто смерть верхом на мине мчалась, срезая головы своим жертвам. Земля затряслась. Я не увидел, где приземлилась первая мина. Но я знал, что она не будет единственной. Минометный расчёт работает пятью-шестью минами. Значит, нужно было прятаться. Мы бежим. Вместе с нами дорогу переходили три женщины. Свист. Взрыв. Шкворчащие осколки пролетели мимо нас. Оборачиваюсь. Женщины упали. У одной из них был белый пуховик. На моих глазах белоснежную куртку накрывало алой волной. Медленно красный цвет поглощал девственно чистые части пуховика. Я видел дыру в теле. Доли секунды были у меня, чтобы сообразить. Линии на перекрестке превратились в лезвия. Нужно было бежать, но я ползу. Нужно было прижаться как можно ниже к земле. Осколки разлетаются вверх. Я знал об этом ещё до войны. Через мгновение я прижимался к стене дома. И снова барабанный концерт в грудной клетке. Сердце. Оно снова отбивало чечетку. Одна женщина из троицы присоединилась к нам. Её попутчицы остались лежать на «зебре». Женщина молилась. Губы тряслись в молитве. Про себя каждый из нас молился и просил, чтобы это закончилось. Но свист повторялся. Мины взрывались ближе. Невидимый великан не топал. Он взял в руки кувалду и бил ей о землю. Земля тряслась. Каждый новый удар сотрясал все вокруг. Иногда казалось, что дом, за стеной которого мы прятались, двигается и вот-вот рухнет. Ещё один взрыв. За ним ещё один. Я увидел, как загорелась машина на перекрестке. В страшной агонии бился мужчина. На глазах он превращался в уголь. Кожа исчезала. Глаза куда-то пропали. И тишина. Всегда так бывает после обстрелов. На мгновение мир становится беззвучным, чтобы потом разразиться звериным воем. В ушах ещё пищало. Рядом сидели какие-то люди. Их рты открывались, но звук не исходил. Я не слышал его. Я оглох, но постепенно слух возвращался. Сквозь женский вой я услышал звук разбивающегося стекла. Битое стекло было повсюду. Выбитая витрина «Аппетита», разбитые окна в квартирах, под ногами были ещё горячие осколки, кровь. Мерзкие запахи: тлеющего тела, фекалий, крови, разорванной плоти, гари. Воздух стал совсем иным. Что-то в нём витало. Возможно, это была сама смерть. Она насытилась вдоволь. Напилась кровью.

Машина горела. А за ней был троллейбус, расстрелянный металлическими фрагментами мины. Прошит насквозь. В салоне сидели обездвиженные манекены. Они уже не были похожи на людей. Серая кожа. У окна сидел, склонив голову, мужчина. Из его тела текли струйки крови.

Я не верил. Снова. Это происходит со мной. Так же, как летом. Только в разы страшнее. Я боялся повторения. Но знал, что оно неизбежно. Готовился к нему, но не был готов. Мне вновь чудом удалось пережить обстрел. Без единой царапины. Физических травм я не получил. Но не ментальных. Моё подсознание было изорвано осколками, как остывающее тело мужчины в троллейбусе на остановке «Боссе».

Телефонные звонки. Они разрывали округу. Концерт из разных мелодий продолжался ещё долго. Весь город был свидетелем этого обстрела. Родственники звонили, чтоб услышать голос близкого человека и выдохнуть с облегчением. Подумать, что ещё один обстрел прошел мимо, что удалось и его пережить. Но это было не так. Родственники продолжали звонить, не зная, что любимого человека больше нет в живых. Онемевшее тело не могло ответить на звонок. Молча, оно ждало, когда сотрудники ритуальной компании «Черный тюльпан» заберут его в морг.

Глава 12 22.01.15

Мертвая слякоть. В лужах растаявшего снега куски разорванной человеческой плоти. Будто ликёр, густая кровь растекается, впадая в поток воды. Заледеневшие тела, руки, перекошенные челюсти, застывшие в ужасе лица трупов, порванные пуховики и человеческие внутренности наружу.

Я тяжело дышу. Не могу сообразить, что происходит. Мне ясно одно: это повторилось. Ужас, от которого я бежал. Он снился мне. Я думал о нём. Повсюду он шёл за мной. Тот неистовый страх, который я испытал летом. Он снова взял контроль надо мной. Я сижу, прижавшись спиной к стене. Моя рука вцепилась мертвой хваткой в камеру. В какой-то момент я понимаю, что ещё чуть-чуть и объектив фотоаппарата, будто перезрелая груша, лопнет в моей руке. Было тяжело разжать чужие пальцы. Они больше мне не подчинялись. Ими управлял страх. Я даже не почувствовал, как поранил пальцы, когда пытался вгрызться в землю и лечь как можно ниже, чтоб не зацепило осколками. Бессознательно голыми пальцами я разрывал асфальт. Рыл себе окоп, но вместо блиндажа я разбил себе руки в кровь.