Они выглядели плохо. Им дали гражданскую одежду. Убогие. Скорей бомжи, чем бравые воины, отстаивающие суверенность своего государства. Обманутые, они не находили слова оправдания, когда женщина с красным от слез лицом подбежала к одному из них с потрёпанным веником и расспросами.
С меня было достаточно. Это зрелище было ещё одной каплей в переполненной чаше. Сил уже не было терпеть. В гневной толпе я заметил уставшее лицо Димы. Подхожу и будто извиняюсь за свою слабость, прощаюсь с воскресшим другом. Я снова его оставляю. Один на один со своими мыслями. Но мне нужно побыть одному. Совсем скоро я пожалею об этом, потому что худшее ждало впереди.
На работу я так и не пошел. Не мог позволить себе. Я представил, как захожу в офис, где меня будут ждать мои коллеги. Не выдержу и расскажу, что мне удалось снять. Наверняка они заставят меня опубликовать эти страшные снимки. Этого я не мог себе позволить. Нельзя выставлять напоказ тела погибших. Мне совестно только за то, что я не удалил эти кадры. В сумке тарахтит камера, где таятся ужасы утреннего обстрела. Пусть там и останутся. Лучше, чем на них будут глазеть обыватели. Они не поймут. Чавкая бутербродом и подпирая левой рукой жующую щеку, они будут листать кадры. Кто-то с горящими глазами будет рассматривать кишки, перемешанные с грязью и талым снегом. Их аппетит это только усилит. Другая часть обывателей поспешит спрятаться от реальности, спасая свой хрупкий розовый мир. Остальным же будет достаточно того, что покажут по телевидению.
Маршрутка была пуста. Или мне так казалось. В ней практически не было людей. Были тени. Серые. Они проплывали вместе со мной.
В них я не видел людей. Не было того, что отличает настоящих людей от теней. Мысли. Их не было. Просто тела, путешествующие из дома на работу и обратно. Это была партия едущих домой. Они навряд ли знают, что только что произошло. Хотя взрывы слышал весь город. Но даже это не могло отвлечь их от своей рутины, в которой они погрязли.
Почему я так зол на них? Наверно, потому что я по-другому представлял реакцию общественности на войну. А как люди должны на неё реагировать? Что должны делать? Перестать работать? Перестать жить? Что?
От радости и след простыл. На её место пришло нечто ужасное. Мысли. Они шевелились внутри меня. Играли мной. Моими эмоциями. Они несли страх. Он вернулся, но был сильнее. Могущественнее. И я был один на один с ним. Перед глазами мелькали лица. Закоченевшие, замершие, ледяные челюсти, пустой взгляд, серая кожа. И снова взрывы. Свист. Взрыв. Свист. Взрыв. Это повторяется снова и снова. Обстрел на повторе. Бесконечный ужас. Он держал меня за легкие и не давал дышать. Я переживал обстрел в своем внутреннем мире, куда ворвалась война.
Теперь я завидую и понимаю, почему люди не хотят рушить свои воздушные замки. Мой мир рухнул в тот день, когда я впервые услышал свист от летящей мины. Он разрезал розовый купол, который оберегал меня от внешнего мира. Это состояние можно сравнить с пробуждением. Когда спишь и тебе снится мечта. Ты живешь в ней. Просыпаться вовсе не хочется. Ты понимаешь, что есть реальный мир. Но ты оттягиваешь момент пробуждения. Ты веришь в мир грёз, где люди не умирают, где нет войны. А потом ты просыпаешься. Не можешь смириться, что иллюзорного мира больше нет. Ты находишься в состоянии «бадун». Долгое время не веришь. Я в начале войны, просыпаясь, надеялся, что это война мне приснилась. Но в какой-то момент война мне стала и сниться. Я жил на войне и спал войной.
Автобус затормозил. Моя остановка. Я не заметил, что уснул. Точнее, меня окликнул водитель. «Конечная!» – заорал нервный водила. Я подскочил. Взял сумку и выбежал из салона. Автостанция, погруженная в туман. Серость и больше ничего. Зашел в квартиру и позвонил начальнику. Соврал, что плохо себя чувствую. Не стал говорить, что стал свидетелем обстрела. Не хотел. Хвастаться было нечем. Признаваться в том, что я хорошо выполнил свою работу, не было желания. Если бы сказал, что ничего не снял, то ещё бы получил. Нет. Лучше отлежусь дома.
Вырубился. Я плохо помню, что снилось. Проснулся ближе к вечеру, когда снова весь город трясло. Обстрелы в северной и западной частях города слышны были повсюду. Дома буквально подпрыгивали, но никто не обращал внимание. Каждый продолжал заниматься привычным ему делом. Кто-то готовил еду, кто-то следил за выходом нового эпизода любимого сериала, кто-то готовился к сессии, а кто-то мирно спал.
Меня берет зависть. Почему я не могу жить, как все? Мои мысли все об одном – война вокруг. Как люди могут жить на войне? Разве это нормально? Оксюморон. Мне хочется быть, как все. Они же могут продолжать жить. Несмотря ни на что. А чем я хуже? Иду на кухню, чтоб сделать себе чашку кофе. Всё равно уснуть уже не получится. Так хотя бы чем-то себя займу. Хотя даже в процессе не могу отвлечься. Эти мысли сильнее меня.