Город живых

А с чего я взял, что остальные живут нормальной жизнью? Ведь, если посмотреть на меня со стороны, то я занимаюсь тем же. Но важно то, что происходит внутри. То, что мы не видим, но можем почувствовать. И я почувствовал скорбь. Не озвучивая свою печаль, город страдал.

Был объявлен траур. Об этом можно было узнать не по сообщениям официальных властей. Траур был в людях. Каждого из нас убили на той остановке. Часть каждого из нас оторвалась и, обмякшая, упала в лужу крови.

Я шел по пустой улице. Эхом мои шаги отбивались о стены домов. Было так тихо, что казалось, я могу слышать мысли людей. Они были об одном. Весь город собирался на траурный митинг на месте трагедии. 25 января.

Оттепель закончилась. Было морозно. Мрачные тени тянулись к остановке. В серой толпе отчетливо выделялись бордовые цветы. Будто капельки крови. Реки цветов стекались к месту гибели дончан. Кто-то пришел с плакатами. Всегда думал, что на митингах транспаранты выдают, но здесь были самодельные. У многих были свечи. Их клали рядом с цветами. Постепенно и люди заполнили всю небольшую площадь. Снежинке некуда было упасть.

В потоке людей я не мог отделить себя от остальных. И это удивительно, ведь мы не были знакомы. Стая чужаков, которые в обычной жизни скорей нахамили соседу, который случайно наступит на ногу. Но не сегодня. Сейчас все стояли, как одно целое. Горе объединило нас. Мы не были чужаками. Мы были знакомцы по несчастью. Каждый из нас в своем подсознании был жертвой обстрела. Но все молчали. О таком не принято говорить. Это пошлая банальность. Все это прекрасно понимают и без слов. Все молча устремили свои взгляды в бесконечный водопад гвоздик. Я не видел никогда такого количества цветов. Каждый принёс хотя бы под одному цветку. По капле каждый создал этот бесконечный ручей из скорбного бордо. У импровизированного мемориала, казалось, собрался весь город.

Я был одним из них. Ещё вчера я с презрением смотрел на всех, кто мог спокойно жить после убийств невинных. Но сейчас я понял, что ошибался. Каждый хранил в себе это горе. Не делился им. Держал в себе. Эта было личная трагедия для каждого из нас. Лишь всхлипы женщин и детей нарушали тишину.

Появились первые лица Республики. Захлопали камеры. Журналисты столпились, чтоб словить каждое слово лидеров восставшего Донбасса. Простые жители также внимали каждому слову. Они говорили правильные слова. В них хотелось верить. Враг должен быть наказан, и мы знали, что уже сейчас на фронте идут жесточайшие бои. Ответка идёт.

Это вдохновляло весь город.

И снова знакомое чувство. Я его уже испытывал. Не так давно. Поздней осенью. День был похожий. Мерзкий. Липкий. Несущий смерть. В этот день умерла моя бабушка. Не война её забрала. Тромб. Внезапная смерть. Ужасно, что с ним можно прожить всю жизнь, а можно умереть мгновенно. На похороны пришли люди. Их было много. Знакомые, соседи, родственники. Внутри меня всё онемело. Будто мои внутренности кто-то поместил в морозильную камеру, а потом вернул их внутрь меня. Люди подходили и молча останавливались рядом с гробом. Они боялись смотреть на меня. Таким они меня никогда не видели. Я сам себя таким не видел. Сдался. Показал себя. Я потерял самого дорогого человека, и мне было плевать, что обо мне будут думать. Мне пришлось прощаться. Я боялся этого дня. Выбрасывал его из головы, но знал, что он настанет.

Мы стояли на кладбище. Шёл снег. Мокрый и липкий. Хоронили мою дорогую бабушку под артиллерийский бой. Ад вырвался наружу, и демоны били в барабаны. Это была барабанная дробь, не иначе. Уже все успели попрощаться, когда одна старенькая бабушка в поношенном зимнем пальто и сером платке, ковыляя, шла сказать «прощай» своей давней подруге. Я не знал её, но громко попросил, чтоб все подождали. Она взяла в руку небольшую горсть замерзшей земли и бросила в могилу. Мы вместе отошли.

– Ты же Денис? – дрожащим то ли от холода, то ли от слёз голосом спросила старушка.

– Да. Я внук.

– Я знаю. Надя всегда о тебе рассказывала. Она очень тобой гордилась. Ты же первый её внук. Самый любимый. Пусть девчонки не обижаются, но любила она тебя больше остальных. Я, когда узнала, что её с нами нет, не знала, куда себя деть. Я на улицу не выхожу, но решила, что обязана прийти на похороны. Ой, что же они творят.

Адский ритм на фоне заставил бабушкину подругу заговорить о войне.

– Что же это такое происходит? Мы же родились на войне. И я и твоя бабушка. Мы же детьми были, когда была та война. И теперь снова. Что происходит? Когда это все закончится? Разве Россия нас бросит?

– Не бросит. Я уверен, что не бросит. Мы обязательно победим.

Я не мог быть уверенным в этом, но говорил это как истину, которая вот-вот должна случиться. Произнеся это вслух, я сам поверил в вероятность наших надежд. Они могут сбыться. Это зависит только от нас. Нужно лишь верить.

Я видел, как глаза старушки наполнялись надеждой. Ей нужно было услышать от меня эти слова. Людям нужны ободряющие слова. Они позволяют держаться. Особенно когда вокруг хаос.